Добывайки

Хомили завизжала. В один момент серовато-коричневые пятна слились воедино, и она увидела лицо, глаза, руки… она бы меньше поразилась, если бы заговорила трава.

– Что это? – судорожно глотнув воздух, проговорила она. – Батюшки-светы, что там у тебя такое?

– Это сверчок, – сказал Спиллер, но Хомили спрашивала вовсе не о нём.

– Это Спиллер, – повторила Арриэтта громче и шепнула в сторону: – Оставь здесь мышь и пойдём наверх…

Спиллер не только положил на землю полёвку, но и лук (видно, в глубине его памяти всплыло смутное воспоминание о том, как следует себя вести) и поднялся по насыпи без оружия.

Когда он появился на песчаной площадке перед ботинком, Хомили во все глаза уставилась на него. Она даже наклонилась вперёд, точно хотела преградить ему путь.

– Добрый день, – холодно сказала она, словно стоя на пороге настоящего дома.

Спиллер уронил сверчка на землю и поддал его ногой по направлению к ней.

– Нате, – сказал он.

Хомили снова завизжала, очень громко и сердито, а сверчок кинулся мимо неё в тёмный угол позади ботинка.

– Это подарок, мама, – негодующе объяснила Арриэтта. – Это сверчок. Он поёт…

Но Хомили ничего не желала слышать.

– Как ты посмел? Как ты только посмел? Гадкий, грязный, неумытый мальчишка! – Она чуть не плакала. – Как ты посмел это сделать? Сейчас же убирайся из моего дома! Твоё счастье, – продолжала она, – что моего мужа сейчас здесь нет и брата Хендрири тоже…

– Дяди Хендрири… – удивлённо начала Арриэтта, но Хомили бросила на неё такой взгляд, что если бы взглядом можно было убить, она бы упала замертво.