Дочь адмирала

— Нет. С той минуты, как он услышал твое имя, он знал, что ты его дочь.

Впервые за все время Виктория улыбнулась. Но тут же лицо ее снова омрачилось.

— Тогда почему он ни разу не приехал повидаться со мной? Почему никогда не написал?

Те же вопросы задавала себе и Ирина, и у нее не было ответа на них. Но она понимала, что Виктории надо что-то ответить.

— На это есть немало причин, Виктория. Ты ведь знаешь, он уже пожилой человек. Может, он болен, а может, уже и умер.

Виктория неистово замотала головой, и из глаз ее снова полились слезы.

— Нет, не говорите так! Он должен жить!

Ирина взяла ее за руку, пытаясь успокоить.

— Могут быть и другие причины. Ты ведь знаешь, что его однажды выслали из Советского Союза. Таких вещей не забывают. Весьма вероятно, что ему не дали визы...

Но Виктория не слушала.

— Я знаю, он не умер. Я чувствую это. Я хочу увидеть его, хотя бы на одну минутку. Вы не понимаете, никто не понимает...

— Я понимаю, Виктория.

— Нет! Никому не понять, каково это — прожить всю жизнь незаконнорожденной. Когда тебе все об этом напоминает. Какую бы анкету я ни заполняла, я всегда делала прочерк в графе об отце. Я не могу указать «отца нет» или «отец неизвестен». Это все равно что сказать «я не знаю его, он не существует». — Она схватила Ирину за руки. — Вы должны найти его для меня, Ирина. Он мне так нужен!

— Я попытаюсь еще раз. Но ты должна быть готова к тому, что его уже нет.

— Тогда отыщите его могилу и пришлите мне фотографию. Хоть что-то должно у меня от него остаться.

— Хорошо. Я попытаюсь.

Виктория снова ее поцеловала. Ирина встала и,

посмотрев на нее сверху, сказала:

— На это может уйти много времени.

— Знаю.

— Но когда я найду его, ты будешь здесь, Виктория. — Ирина произнесла эти слова очень медленно, чтобы до лежащей на кровати женщины дошел их смысл.

Виктория вспыхнула.

— Что вы имеете в виду, Ирочка?

— А то, что, если вы с отцом сможете встретиться, неужели ты хочешь, чтобы он увидел тебя такой, какая ты сейчас? Если мне удастся найти его живым, будешь ли жива ты?

Виктория улыбнулась.

— Я буду жива. Считайте, что с этой минуты я бросила пить.

Ирина посмотрела на нее. Что это — правда или театральный жест актрисы, попавшей в драматическую ситуацию?

Виктория кивнула.

— Вот увидите, Ирочка. Теперь у меня есть ради чего жить.

ВИКТОРИЯ

К тому времени, как мы возвратились в Москву, я полностью прекратила пить и увидела Колю совсем другими глазами. Передо мной предстал какой-то монстр, который никого не любил, кроме себя. Он ничего не ценил, только свой собственный талант. Любовь ко мне, о которой он мне прожужжал все уши, была сродни его любви к зубной щетке или пиджаку. Это были его вещи, его собственность. Точно так же он относился и ко мне.

Он возненавидел меня, поскольку я смогла сделать то, на что сам он был неспособен, и стал мучить своими нескончаемыми рассуждениями.

— Думаешь, Бог скажет: «Ах, как замечательно, что она смогла бросить пить»? Думаешь, Бог скажет: «Что ж, придется вознаградить ее за то, что она больше не пьет, а потому я повелю сохранить жизнь ее папочке и помогу этой профессорше отыскать его для моей ненаглядной Виктории?»

Наконец-то я поняла, кому вручила свою судьбу.

— Ты чудовище, Коля. Я справилась с этой напастью не для кого-то, а для себя.

— Ха-ха! Что за прекрасные слова! Не иначе как из какого-нибудь твоего фильма? Ты ребенок, Вика, взрослый ребенок, который путает киносюжеты и реальную жизнь. Проснись! Это не кино. Твой отец наверняка уже умер, и от того, бросишь ты пить или нет, ничего не изменится!

Я убежала из дому. Я знала Колю. В запое, как сейчас, он талдычил об одном и том же, пока не напивался до потери сознания.

Я пошла к реке и, присев на берегу, задумалась. Мне трудно было бы смириться с мыслью, что мой отец умер, но я понимала, что, если это произойдет, мне придется смириться. Я не ребенок, как утверждает Коля, и вовсе не живу в мире киногрез. Если Ирина Керк сообщит нам печальное известие, я найду в себе силы пережить его. Я бы не выдержала такой жизни так долго, если бы проводила ее лишь в мечтах и фантазиях.

Моим чувствам к Коле пришел конец. Впервые я поняла, что влюбилась в киносценариста, не разобравшись, что он за человек. Он жил лишь ради того, чтобы пить и писать, губя всех, кто оказывался рядом. Он не бросил пить, даже угодив с сердечным приступом в больницу, куда я, как последняя дура, таскала ему каждый день обед почему-то считая себя виновницей его недуга. Едва выписавшись из больницы, он снова начал пить.

Я понимала, что буду и дальше восхищаться его талантом, но я должна во что бы то ни стало освободиться от него. Остаться с Колей — значит погибнуть вместе с ним. Но как от него освободиться? Сколько раз мы с мамулей выставляли его из дому, а он снова возвращался как ни в чем не бывало. Его эгоизм не допускал и мысли, что кто-то может отвергнуть его. Не хотеть его, если он кого-то хочет? Да это просто не укладывалось у него в голове.