Дочь адмирала

Узнав, что Виктория получила визу, Генри тут же позвонил Джеку Тэйту и сообщил приятную новость, добавив, что к нему приедет репортер из «Инквайрер», которому поручено взять на себя все звонки. Еще раньше в кабинете Джека рядом с его белым телефоном установили бежевый телефон прямой связи с редакцией «Инквайрер». Как было обусловлено заранее, Джек не должен был подходить ни к тому, ни к другому.

Несколькими часами позже приехал Род Гибсон, репортер из «Инквайрер», которому предстояло выполнять обязанности пресс-секретаря адмирала. Немедленно по приезде он опустил шторы на всех окнах четырехкомнатной квартиры Джека. Каждый раз, когда звонил телефон, он брал трубку и отвечал, что адмирал либо спит, либо отсутствует, — все, что угодно, лишь бы сбить с толку звонящих. Это он не дал Ирине Керк поговорить с Джеком.

Гибсон спал на диване в кабинете Джека и ни разу не покинул квартиру, до тех пор пока не был окончательно утвержден план встречи на Джон-Айленде.

В самолете компании SAS, совершающем рейс из Лос-Анджелеса в Копенгаген, где он следующим утром должен был пересесть на самолет Аэрофлота, Генри Грис снова и снова прорабатывал в деталях свой план, по которому Виктории предстояло улететь из Москвы в Джон-Айленд в обстановке полной секретности. Он знал, что Зоя с Викторией не ждут его так быстро, но и это входило в его планы. Чем скорее он вывезет Викторию, тем меньше вероятность утечки информации. Более всего его беспокоила разговорчивость Зои. Несмотря на все, что ей пришлось пережить, она осталась такой же доверчивой, как прежде, и могла, сама того не сознавая, сорвать весь план.

Прилетев в Копенгаген вечером, он тут же отправился в отель, чтобы как следует выспаться. На следующее утро, в 10.30, он уже был в аэропорту, специально приехав загодя, до прибытия самолета Аэрофлота. Уточнив в справочной время его прилета, Генри обнаружил, что на табло прилета этот рейс не указан. Он занервничал, но особой тревоги не почувствовал. Он хорошо знал, как работают русские. Самолет вылетит из Москвы, прилетит в Копенгаген и пробудет там ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы высадить прибывших пассажиров и взять на борт тех, кто летел обратным рейсом. На все это уйдет не больше часа.

Но время шло, а на табло прилета по-прежнему не было данных о рейсе Аэрофлота. И тогда Генри решил действовать. Он обратился в справочное бюро, чтобы выяснить, есть ли в этот день какой-нибудь другой рейс из Копенгагена в Москву. Оказалось, что в три часа дня рейсом в Токио вылетает самолет японской авиакомпании, который делает краткую остановку в Москве. В бюро компании «Джапан эйр лайнс» он справился, есть ли билеты на этот рейс. Просмотрев список пассажиров, клерк отрицательно покачал головой:

— Сожалею, сэр, но все места забронированы туристической группой, летящей в Токио.

— Мне очень важно попасть в Москву именно сегодня.

Позвонив куда-то, клерк сказал:

— Если только до Москвы, мы можем предоставить вам место стюардессы. Между Копенгагеном и Москвой у нее не будет времени присесть.

В тот момент, когда Генри получал билет на рейс японской компании, по радио объявили, что рейс самолета Аэрофлота в Москву отменяется, но билеты действительны на следующий рейс, через двадцать четыре часа. Генри вздохнул с облегчением. Не предприми он решительных действий, из-за задержки весь план мог бы сорваться.

В любом случае рейс этого самолета гораздо лучше отвечал его замыслам. Кто бы ни следил за его прибытием в Москву — а он понятия не имел, будет за ним слежка или нет, — его ждут рейсом Аэрофлота через двадцать четыре часа. Он позвонил Виктории, что прилетает в Москву вечером и хочет встретиться с ней. Он позвонит ей снова из Шереметьева, как только прилетит.

Прибытие самолета японской авиакомпании было вполне будничным явлением, и, скорее всего, никто в Шереметьеве не обратил на Генри внимания. Он позвонил Виктории, сказал, что едет в гостиницу «Берлин» принять душ и перекусить, а после этого хочет повидаться с ней и ее матерью. Они условились о времени, и Виктория сказала, что заедет за ним на своей машине.

Приехал он в гостиницу «Берлин», что в самом центре Москвы, в четверг вечером, в самом начале одиннадцатого. В 10.45 Виктория заехала за ним в своей голубой машине. Рядом с ней сидел мужчина с приятным русским лицом. Она представила Генри своему самому близкому другу, Борису Грошикову, попросту Боре. Генри почувствовал раздражение. Не хватает, чтобы в его планы вмешался еще один человек.

Зоя встретила его с распростертыми объятиями, но, услышав, что Виктория улетает в субботу, разволновалась, и на глаза у нее навернулись слезы.

— Так скоро?

— Я готова, — сказала Виктория. — Но у меня билет на следующую неделю.

Генри покачал головой:

— Нет, мы полетим в субботу, у меня билеты первого класса для нас обоих.