Дочь адмирала

Надев нарядный черный костюм, который одолжила ей Русланова, Зоя на второй день после освобождения отправилась на студию. Когда она сказала секретарше, что хочет поговорить с директором, секретарша окинула ее критическим оком, но все же подняла трубку внутреннего телефона.

— Вам придется подождать, — сказала она.

Зоя прождала три часа. С ее губ не сходила горькая усмешка. Она понимала, что все это означает. «Иван Грозный» — так за глаза на студии называли директора — снова демонстрировал свою силу. Весьма недалекий, он и прежде компенсировал свое духовное убожество жестокостью. Таков был его способ самоутверждения, который, по всеобщему мнению, скрывал неуверенность в самом себе.

Наконец он принял Зою, встретив ее словами:

— Вас освободили?

Зоя утвердительно кивнула:

— С меня сняты все обвинения, мне разрешено снова работать.

— Покажите документы, подтверждающие ваши слова, — сказал он.

— У меня пока нет никаких документов, — ответила Зоя. — Они будут готовы лишь через несколько месяцев, но у меня есть телефон следователя, который ведет мое дело. Он просил вас позвонить ему, и он подтвердит, что я реабилитирована.

Директор покачал головой.

— Нет документов — нет работы.

— Но я имею право работать, — сказала Зоя. — Хотите вы того или не хотите. Вы обязаны предоставить мне работу.

Он улыбнулся.

— Следователь нам не указ. Когда получите документы, приходите. Всего хорошего!

Потрясенная, Зоя вышла со студии. Два дня, проведенные с Руслановой, вернули ей ощущение вновь начавшейся жизни. Теперь ее захлестнуло чувство, что она снова в тюрьме.

Она отверженная, с ней обращаются как с дерьмом. Неужели директор студии использует свое положение, чтобы продемонстрировать власть? Имеет ли он право отказать ей в работе до получения документов?

Зоя вошла в маленький скверик и отыскала свободную скамейку. Сев на скамейку, она закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел ее слез. Что с ней будет?

Она заглянула в сумочку, которую дала ей Русланова. Ни копейки, даже пяти копеек нет на автобус. В памяти всплыла песня, которую она услышала по радио в кабинете Терехова: «Никто не ждет меня нигде». Да, так оно и есть. Неужели только для того и выпустили ее из тюрьмы? Чтобы сидеть на скамейке в скверике и жить милостью Руслановой и ее мужа? Если ей уготована такая жизнь то зачем ее освободили? Лучше снова в тюрьму или с моста в реку. Ее жизнь кончилась той ночью, когда ее арестовали, и какая же она идиотка, что цеплялась за нее.

Наконец слезы иссякли. Глупо так себя вести. Жалость к себе — плохой помощник. Надо что-то предпринять. Хоть что-нибудь.

Она решила зайти в отдел, куда обращаются актеры в простое между съемками. Может, встретит кого-нибудь из приятельниц и та одолжит ей несколько рублей?

На сей раз ей сопутствовала удача. В дверях кабинета ее остановил какой-то мужчина. Это оказался сценарист ее фильма «Фронтовые подруги». Он крепко обнял ее.

— Не могу выразить, как я рад видеть вас. Вы должны зайти к нам. Жена будет счастлива.

Они угостили ее кофе с печеньем, и Зоя почувствовала, как по щекам ее снова потекли слезы. Бог мой, подумала она, в этом мире еще остались порядочные люди.

— Не хочу смущать вас, — сказал писатель, — но ответьте мне честно: у вас ведь совсем нет денег, да?

Зоя кивнула.

— Иван Грозный не дает мне работы, пока не придут документы.

— Раз так, позвольте помочь вам, — вмешалась его жена.

Они вручили ей две тысячи рублей.

— И не вздумайте отдавать. Это от всего сердца, — сказала жена.

Теперь она может жить, даже если придется ждать, пока получит документы. Скоро для нее начнется новая жизнь. Она будет снова работать, в Москву вернется ее сестра, и она увидит Викторию. Господи, думала она, если бы я могла поехать в Петропавловск и забрать свою девочку! Но она понимала, что это невозможно. Так нельзя появиться перед ребенком, который никогда в жизни не видел ее.

Да, она ждала этого очень долго. Подождет еще месяц или два. За это время ей надо подготовиться к тому дню, когда она снова окажется перед камерой. Но первым делом она займется совсем другим. Виктория, скорее всего, и думать забыла об этом, но когда-то она попросила тетю Зою прислать ей яблок и конфет. Выполнить эту просьбу Зоя почитала священной обязанностью.

ВИКТОРИЯ

Скорее всего, это произошло где-то в конце марта, в тот вечер, когда мама пришла с работы с большим картонным ящиком. Одно я помню точно: на дворе еще стояла зима, потому что в тот день из-за сильного ветра я не пошла в школу. Бывали дни, когда дул такой сильный ветер, что сбивал с ног, и добраться до школы можно было, только если кто-то шел рядом и тянул за руку.

А ящик был такой большой, что за ним не видно было лица мамы. Когда она поставила его на стол, мы увидели, что она улыбается.

— Да, да, — сказала она, — теперь уже совсем скоро мы все поедем в Москву.

Мы сгрудились вокруг ящика.

— Что это, мама? От кого?

— От тети Зои. Она уехала из своего маленького городка и теперь живет в Москве. Вот она и прислала всем нам подарок.