Дочь болотного царя

– Только поспеши! – добавил Кусто.

Как будто я и без того не спешила.

Я бросилась в сарай за веревкой, вернулась, обвязала ее вокруг маминой талии и привязала концы к ручкам. Надела шлем Охотника. Он был очень тяжелым. Стекло было таким темным, что я почти ничего не видела. Я сняла шлем и надела его на маму, а затем обошла снегоход и достала из бардачка запасной ключ. Охотник сказал, что у снегохода какой-то там электрический запуск, так что мне нужно лишь повернуть ключ. Он сказал еще, что если двигатель не заведется – ведь снегоход стоял несколько дней и ночей на сильном холоде, – тогда нужно сразу же отпустить ключ, чтобы не сжечь стартер, и повторять этот прием, пока двигатель не заработает. Я надеялась, что все окажется не так сложно, как звучит.

Я втиснулась между баком с бензином и мамой, перегнулась через нее и схватилась за ручки. После двух попыток двигатель ожил и взревел. Я наклонилась в сторону, чтобы видеть дорогу из-за маминой спины, сняла снегоход с тормозов и нажала на рычаг газа. Машина рванула вперед. Я отпустила рычаг, и она немного замедлилась, как и говорил Охотник. Снова нажала на газ, и снегоход опять прыгнул вперед. Я сделала круг по двору, чтобы прочувствовать машину, а затем нажала на рычаг и выехала на тропу, с которой спустился на холм Охотник.

– Ты в порядке? – крикнула я, когда мы оказались на болоте.

Мама не ответила. Я не знала, почему она меня не услышала, из-за шлема или потому что снегоход ревел слишком громко. Может, и по другой причине, но я не хотела об этом думать.

Я изо всех сил сжала рычаг скорости. Ветер обжигал мне щеки и трепал волосы. Мы мчались так стремительно, что мне хотелось кричать. Я оглянулась через плечо. Рэмбо легко бежал следом. Датчик, о котором мне рассказывал Охотник, указывал на цифру 12. Я и не представляла, что Рэмбо умеет так быстро бегать.

По пути я размышляла о своих дедушке и бабушке. Мне было интересно, какие они. Охотник сказал, что они никогда не прекращали искать маму, что они ей очень обрадуются. Я задалась вопросом, понравятся ли они мне. Что они подумают обо мне? Если у них есть машина, каково будет проехаться на ней? Смогу ли я когда-нибудь отправиться с ними в путешествие на поезде, или на автобусе, или на самолете? Мне всегда хотелось посетить земли яномами в Бразилии.

А затем что-то просвистело мимо моей головы. В ту же секунду по болоту разнесся громкий треск.

– Хелена! – заорал отец с такой яростью, что я расслышала его даже за ревом снегохода. – Немедленно назад!

Я сбавила скорость. Теперь я понимаю, что нужно было прибавить газу и не оглядываться, но тогда я не привыкла перечить отцу.

– Вперед! – внезапно крикнула мама. В ее голосе звучал страх. – Быстрее! Не останавливайся!

Но я остановилась и оглянулась. Силуэт отца виднелся на вершине хребта, он стоял, широко расставив ноги, точно колосс: винтовка наизготовку, длинные черные волосы развеваются вокруг головы, точно змеи горгоны Медузы. Его винтовка указывала прямо на меня.

Он выстрелил еще раз. Это был второй предупредительный выстрел, ведь если бы отец хотел меня подстрелить, он бы так и сделал. Тогда я и поняла, что зря остановилась. Но я не могла вернуться. Если бы я вернулась, отец почти наверняка убил бы маму и, возможно, меня тоже. Но если я ослушаюсь и поеду дальше, пуля прострелит мне спину и убьет нас обеих.

И тогда отец выстрелил в третий раз. Рэмбо громко взвизгнул. Я спрыгнула со снегохода и побежала к своему псу – он лежал в снегу. Я погладила его по голове, бокам и животу и поняла, что отец прострелил моей чудесной собаке ногу.

Прогремел еще один выстрел. Мама крикнула и упала на руль, в ее плече появилась дырка от пули.

В «ремингтоне» четыре пули, плюс одна в патроннике. У отца остался всего один выстрел, прежде чем ему придется сдаться.

Я поднялась на ноги. Слезы бежали по щекам. Отец ненавидел, когда я плачу, но сейчас мне было на это наплевать.

Но тут, вместо того чтобы высмеять меня за то, что я плакса, отец улыбнулся. Я до сих пор помню это выражение лица. Самодовольное. Холодное. Бесчувственное. Абсолютно уверенное в своей победе. Он целился то в меня, то в Рэмбо, снова в меня, и снова в Рембо, играл со мной так, как играл с мамой и с Охотником, и тогда я поняла, что уже не важно, в кого из нас он выстрелит первым. Так или иначе, отец убьет нас всех.

Я опустилась на колени в снег. Обняла Рэмбо и зарылась лицом в его шерсть, ожидая выстрела, который оборвет мою жизнь.

Но Рэмбо вдруг вздрогнул, зарычал и вырвался из моих рук. С трудом поднялся на три лапы и побрел к моему отцу. Я свистнула, но он не останавливался. Отец расхохотался.

Я вскочила и широко раскинула руки.

– Ублюдок! – завопила я. Я понятия не имела, что значит это слово, но именно его отец вырезал на груди Охотника, поэтому я догадалась, что оно плохое. – Засранец! Сукин ты сын! – Я плевалась всеми бранными словами, какие только знала. – Чего же ты ждешь? Стреляй в меня!