Дочь бутлегера

— Мне кажется, нужно добавить щепотку полыни, вы не согласны? И, наверное, пол чайной ложки черного перца?

Опять миски, опять пробные кусочки, пока наконец Мейди не говорила:

— Кажется, теперь то что надо. Получилось объедение.

И это действительно было так, потому что если восточная часть Северной Каролины и превосходит в чем-то весь остальной мир, так это в умении готовить свинину.

И все же, какими бы лакомыми ни были сейчас колбаски, они нисколько не смягчили меня.

— Пять месяцев без единого телефонного звонка, — сказала я. — Ни одного слова поддержки!

— О, дорогая, а чем же, в таком случае, являются эти колбаски? Разве ты еще не поняла, как он боится, что тебе в конечном счете будет очень больно?

— Я уже не «маленькая мисса из большой дом», — пробормотала я.

— От того, что ты произнесла эти слова, они еще не стали правдой, — язвительно заметила тетя Зелл.

— То есть?

— То есть, даже когда ты станешь седой старушкой, а отец уже пятьдесят лет как будет лежать в могиле, здешние люди по-прежнему будут помнить, что ты дочь Кеззи Нотта. И он, в отличие от тебя, это понимает.

Покончив с завтраком, состоявшим из половины лепешки и двух кусочков колбаски, тетя Зелл быстро встала и начала убирать со стола. Прежде чем я смогла придумать убийственный ответ, зазвонил телефон.

Как только до ушей тети Зелл дошли первые слоги, она просияла в радостной улыбке, и с ее приятного лица спали долой пять лет. Она подала мне знак взять спаренную трубку. Это звонил из Южной Америки дядя Эш — он работает в отделе закупок крупной табачной компании. В отличие от моего отца, ни разу не добравшегося до телефона, хотя нас с ним разделяет всего пятнадцать миль, дядя Эш позвонил с другого конца света, чтобы пожелать мне удачи. Его раскатистый голос подействовал на меня подобно теплым дружеским объятиям.

— И не беспокойся, девочка, на прошлой неделе я отослал свой открепительный талон заказной почтой. Пусть я стану первой песчинкой, которая превратится в неудержимый оползень.

С самого пробуждения меня терзали сомнения и дурные предчувствия.

— Я буду очень рада, если все не завершится единственным ведром песка.

— Нет-нет, все будет просто прекрасно, ведь правда, Зелл? — прогремел дядя Эш.

— Ну разумеется! — уверенно ответила тетя. — А от вас, Джеймс Эшли Смит, я прямо сейчас требую торжественной клятвы, что ко Дню благодарения вы вернетесь домой, чтобы присутствовать при том, как нашу девочку будут приводить к присяге.

— Это уже отмечено в моем календаре, мисс Озелла.

Поняв, что разговор становится интимным, — иногда тетя Зелл и дядя Эш ведут себя так, словно прожили вместе не сорок лет, а четыре месяца, — я положила трубку, почистила зубы и стала выбирать, что надеть.

Юбка в цветочек и вишневая блузка, которые я приготовила вчера вечером, сегодня утром показались мне слишком легкомысленными. Я все еще рылась в гардеробе, когда тетя Зелл окликнула меня от двери.

— Увидимся позже. И не забудь проголосовать сама!

* * *

В конце концов я остановилась на красно-белой клетчатой юбке с красным лакированным ремнем, красных лакированных сапожках, белой шелковой блузке и синем пиджаке. В довершение ярко-красная помада и ярко-красные серьги.

Вид получился чертовски патриотичный.

Рэйд, пришедший в контору как раз тогда, когда я отправлялась в суд, бросил взгляд на мой наряд и предложил сбегать в местный театр за цилиндром Дяди Сэма.

В каждом из нас живет комедиант.

* * *

Избирательные участки открылись в 6:30 утра и закрылись в 7:30 вечера. День выдался очень долгий.

Судье Гаррисону Гобарту удалось сдержать свои чувства, когда я проводила через него два дела о мелких кражах. Подошел день первичных выборов, а этому древнему ископаемому не светил новый срок, и он решил уйти со строгим достоинством.

Судья Перри Бирд оказался совсем другой лошадкой.

Точнее, лошадиной задницей.

С лицом, раскрасневшимся больше обыкновенного, он встречал язвительными замечаниями и недобрыми шутками все мои действия в обычном деле о взломе и проникновении, где я представляла защиту. Как только Бирд вынес вердикт «виновен» и я уведомила его о том, что подаю кассационную жалобу, я выскочила из зала суда, чтобы не сказать что-нибудь такое, о чем пожалели бы мы оба.

Почти все, кто находился в здании суда, желали мне удачи и клялись в том, что они или уже проголосовали за меня, или обязательно сделают это до закрытия избирательных участков. Я проглотила эту крупицу соли размером с приличный камень и поехала в пожарную команду.

В обеденный перерыв участок для голосования заполнился знакомыми лицами. Я стояла в очереди к урне, выслушивая дружеские шутки и пожелания удачи. Одна из моих бывших одноклассниц заполняла бюллетень Республиканской партии.

— Я искренне желаю тебе удачи, Дебора, но ты сидишь не в том ряду.

— Ничего страшного, Кати, — улыбнулась я. — Не могут же все петь с ангелами.