Дочь часовщика

Комната оказалась смежной с хозяйской спальней; через полуоткрытую дверь я увидела широкую кровать на львиных лапах. Рядом на стене висела богатая коллекция оружия.

Хозяин дома стоял у окна, сложив руки за спиной. В его приветствии послышалось облегчение. Уж не боялся ли он, что я сбегу из замка после вчерашнего ужина?

Фон Морунген по утреннему времени и ожидая осмотра был без сюртука, в простой белой рубашке и брюках. В этом наряде он казался моложе, и я невольно отметила, — впрочем, не впервые, — что мужчина он видный, хорошо сложенный, со строгой выправкой.

Изяществом он не отличается, и утонченности ему совсем не досталось, но фигура его производит впечатление упругой, тяжелой силы. И подумалось: наверняка полковник нравится женщинам — тем, кто любит лица с грубоватыми, волевыми чертами. Крепкий подбородок, крупный нос, острый блеск холодных глаз так и просятся на портрет полководца. И наверняка вызывают трепетные вздохи гарнизонных и придворных дам.

Спохватившись, отвела взгляд и обнаружила, что в комнате присутствует кое-кто еще.

В углу притаился бледный человек, которого я вчера встретила в коридоре и приняла за привидение. Он сосредоточенно собирал бритвенные принадлежности в кожаный несессер. Резко пахло спиртом и гвоздикой. Рядом на столике стоял таз с мыльной водой и множество склянок. Похоже, мой вчерашний знакомец действительно был брадобреем, которому, как упомянул Курт, полковник обязан жизнью…

Я посмотрела на брадобрея и, как ни старалась, не сумела представить его в роли героя, спасающего своего командира. Он был худ и невысок, держался немного подобострастно, как принято у цирюльников. Его руки двигались ловко, но едва заметно подрагивали. Кожа отливала нездоровой сизостью и туго обтягивала череп, а глаза под набрякшими веками поблескивали настороженно. Возраст этого странного мужчины определить не удалось. Ему могло быть и тридцать, и шестьдесят.

— Познакомьтесь с Зандером, Майя.

Зандер повернулся ко мне и, глядя в угол комнаты, с почтительным дружелюбием произнес:

— Приятного вам утречка, госпожа Вайс.

Я чуть не раскрыла рот, когда увидела, что из оттопыренных ушей Зандера торчали латунные трубки. Они соединялись тонкими шлангами с ящиком, который висел у него за спиной на кожаных лямках. Заметив мое удивление, Зандер залился мелким смехом.

— Это слуховой прибор, госпожа Вайс, — он ткнул пальцем себе за спину, потом коснулся уха. — Его изготовил один ученый человек в столице. Без моего ухофона я глух, как тетерев. Результат контузии. Таскать его на себе все время тяжеловато, поэтому если увидите меня без моей ноши, не обессудьте, если отвечу невпопад.

— Я рада, что у вас есть это … средство. Благодарю вас, господин Зандер, что показали вчера дорогу.

— Привыкайте, Майя, — сказал полковник сухо. — В этом замке полно инвалидов. Зандер глух, я лишен сердца. Даже мой пес, Кербер, неполноценен. Много лет назад он пострадал в стычке с волком и чуть не погиб. Мастер Кланц заменил псу часть костей и поставил механическое сердце, такое же, как и у меня. Кербер стал первым, на ком он выполнил эту операцию. Я был вторым.

— Сколько лет вашему псу? — озадачилась я.

— Больше двадцати. Обычные собаки столько не живут, но механическое сердце изнашивается медленнее и дает долголетие. Не знаю, смогу ли насладиться этим преимуществом. Это зависит от вас. Приступим, госпожа Майя? С утра были перебои. Надеюсь, вы сможете их устранить.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Уж постарайтесь.

Он расстегнул рубашку и подошел к креслу. И тут полковника шатнуло, повело в сторону, как от сильного головокружения. Он на миг замер, потом слепо нашарил подлокотник, оперся, опустился на сиденье и тяжело откинулся на спинку.

Я быстро придвинула табурет, села и разложила на коленях инструменты. Осторожно коснулась металлической дверцы на груди полковника, но отдернула руку и посмотрела на него внимательнее. Фон Морунген тяжело дышал, его лицо побледнело. Мой взгляд машинально отметил, что на подбородке у него краснел порез от недавнего бритья; он казался очень ярким на побледневшей коже.

— Вам плохо, ваша милость? — спросила я встревоженно.

Он ответил с усилием:

— Да, нашло помутнение. Вы слышите? Сердце бьется неровно.

Шестеренки за медной дверцей крутились бойко, ничего странного я не заметила. Однако прислушавшись, поняла: перед последним ударом звучала легкая пауза. «Динь-ток…клац». «Динь-ток…клац». Музыка сердцебиения не была ритмичной.

Сделала то же, что и вчера: осторожно коснулась пинцетом колес, выравнивая их положение на оси, капнула смазки. Но ничего не изменилось. Охватила тревога, которая перешла в легкую панику. На первый взгляд, механизм был в порядке. И что теперь делать?

Я положила руку ему на грудь и прикрыла глаза. Нехотя, не сразу, содержимое грудной клетки засветилось перед моим внутренним оком — и каждая деталь, каждая пружинка горела тревожным красным светом!

— Мэтр Кланц говорил, что ход механизма можно исправить, меняя состояние этой… ауры. Эфирного двойника, — произнес полковник сквозь стиснутые зубы. — Вы можете это сделать?