Дочь человечья, или Это я, Ольга (СИ)

До 1990 года я практически не писала стихов. Мне просто не приходило в голову, что я это сумею. Точнее, какие-то стихи у меня были, но я чувствовала, что они неудачные, что это еще не стихи. А желание писать музыку у меня уже было. Делом своей жизни я избрала музыку (или она меня). Поэтому я проводила много времени в библиотеке, ища поэзию, подходящую моей музыке. От отечественной поэзии и даже от стихов Серебряного века мне пришлось отказаться. Строчки русских поэтов упорно не хотели ложиться на музыку. Очень трудно поймать гармонию между текстом и музыкой, чтобы сложилась песня. И тогда я взяла переводные стихи - поэзию Испании, Аргентины... Почему именно переводы? Странным образом они больше подходили к моим песням, чем русская и советская поэзия. Может быть, потому, что, пройдя через языковую переплавку, некоторые из них приобрели какое-то универсальное звучание; да и темы я все больше выбирала вселенские - любовь, жизнь, смерть, - то, что интересует человека вне зависимости от того, к какому народу, времени, месту он сам принадлежит. Эти переводы настолько вписались в мои мелодии, что многие до сих пор не могут поверить, что, к примеру, песня "Дуб зеленый" - не русская народная или не моя. После полок с этими книгами я выработала в себе такой взгляд: открываю страницу и вижу - "светится" она или нет. Те стихотворения, которые "светились", отмечала закладками, потом прочитывала их с особым вниманием и самые понравившиеся выписывала. Получилась такая общая тетрадка, которую я перелистывала вперед и назад по сто раз. Короче, я не училась специально поэзии, я просто искала тексты. У меня возникала мелодия, и я лезла в свою тетрадку. Незаметно для себя я поняла, как происходят стихи. В библиотеке я прошла школу поэзии - в отрыве от педагогов и литературных институтов, и вскоре сама начала писать тексты песен.

Я уже говорила, что не любила в школе литературу как предмет, я почему-то нутром чувствовала ее фальшивость, ненавидела писать сочинения, которые мне казались постыдным и насильственным жанром, залезанием в душу на оценку. Это не помешало мне по литературе и русскому языку иметь прекрасные оценки, но я на долгие годы сохранила отвращение к тем произведениям, которые мы проходили в школе. То, что литература и поэзия это в какой-то степени тоже мое призвание, я узнавала потом долго и не могла в это по-настоящему поверить. Может, это и к лучшему, потому что чувство некоторой безответственности, образовавшееся таким образом, помогло мне не соблюдать старые известные поэтические правила, а изобретать свои. Я, кстати, из школьной литературы все-таки кое-что запомнила на всю жизнь - например, строчку Маяковского "поэзия - вся! - езда в незнаемое".

Еще одной школой свободы стиха для меня стала рок-музыка. Когда я, после детства, проведенного в Верхней Салде в состоянии непрерывного духовного голода, который не утолялся телевизором и разрешенными пластинками, попала в Свердловск и услышала "дай мне напиться железнодорожной воды" Гребенщикова, я испытала настоящий шок. Я услышала: "и я был зол на себя, и я был зол на вечер, и, к тому же, с трудом отыскал свой сапог, и хотя меня так просили остаться, я решил уйти, хотя остаться мог", "и когда по ошибке зашел в этот дом Александр Сергеич с разорванным ртом, то распяли его, перепутав с Христом, и узнав об ошибке днем позже". Я знала, я чувствовала это - что можно писать так вот свободно и открыто, что где-то не на другой планете есть настоящая жизнь, и вот я ее наконец встретила! Моя судьба была решена! Вернее, думаю, она была решена намного раньше - там, где решают судьбы, но это был момент, когда она мне открылась...

Впрочем, я не считаю себя особо-то поэтом. Но кое-что хорошее я написала. За счет своей очень развитой интуиции, своих проводниковых качеств. Проводниковость - это способность испытывать вдохновение. Вдохновение от слова "вдох". Прилетел ангел и вдохнул тебе в ухо. И ты начал строчить. А нет вдохновения - ты пустая тряпка. Я не считаю себя очень умным человеком и очень эрудированным. Наоборот, я такой ребенок, который горячо интересуется множеством вещей. Я хороший ученик в школе жизни. Меня не нужно понукать. Я сама грызу мир в поисках информации. Умна я или не умна, я не знаю. Поэтесса я или не поэтесса, я тоже не знаю. Я не скажу, что "Я, гений Игорь Северянин...". Или: "Я - поэт. Зовусь я Цветик". У меня нет такого представления о себе. И даже музыкально-поэтическая миссия - то, что считается моим основным проявлением в этом мире - это внешняя форма. Моя миссия, как мне кажется, - а у меня их две, - это, первое, - изучение себя и мира. Второе - поддержка таких, как я. Кстати, подобная же миссия у Бориса Гребенщикова. БГ, скорее, учитель. Он гуру, который впихивает в песенную форму сложнейшие вещи. А учитель - он же всегда и ученик (ну, кроме каких-то божественных посланников небес, но мы сейчас не о них).