Дочь чиновного человека

- Что же вы молчите? - закричала Надежда Сергеевна, - извольте отвечать вашему отцу, он ждет вашего ответа.

- Я не знаю, что угодно сказать батюшке.

- Вы не знаете? а? это прекрасно! Расскажите ему, как вы ходите на чердак, из любви к живописи, смотреть, как там какой-то маляр пачкает кистью. Вы берете уроки у него, сударыня, или он снимает с вас портрет, или вы служите для него?.. Вы думали, что я так глупа, что ничего не знаю?

Кровь бросилась ей в голову, однако она отвечала твердым голосом:

- Матушка, выслушайте меня прежде, а потом оскорбляйте, если вам угодно. Я только виновата в том, что без вашего позволения ходила к бедной, но благородной и честной женщине, думая ей помочь чем-нибудь. Правда, у этой женщины есть сын, живописец, молодой человек, образованный и с дарованием; но я ходила к ней, к старушке, к его матери, не думая, чтоб это было преступление.

- Слышите? она еще осмеливается грубить нам. Это ужасно! Благородная женщина, молодой человек, образованный, с дарованием! Так это ваша компания, сударыня? К тому же вы лжете: старушка эта побродяга, а, сын ее негодяй и пьяница.

- Матушка! для чего вы оскорбляете честных людей, матушка!..

- Замолчи! Слышишь ли? Я, твоя мать, приказываю тебе, - молчи! Вот ваша литература, вот ваши писатели до чего довели вас! как хорошо они образовали вас!.. Вы унижаете себя и хотите, вместе с собою, затоптать и нас в грязь, - нас! Нет, это уж слишком! Вы кладете нас заживо в гроб, зарываете в могилу? Прекрасная дочь! Вместо того, чтоб идти все выше и выше, помогать возвышаться отцу, как это бы сделала другая, благородная дочь, вместо того, чтоб поддерживать знакомство княгини Д* и ее дочери, стараться войти к ним в дружбу, сделаться домашней в их доме и через них составить себе блестящую партию, вы, сударыня, вы… да мне и говорить-то с вами стыдно!.. вы сводите дружбу с такими тварями, которые могут ходить только к нам на кухню. Вы не смейте с сегодняшнего дня называть меня вашею матерью, - вы влюбляетесь… - При этом слове

Надежда Сергеевна захохотала. - Влюбляетесь… Что, ведь вы, говорят, влюблены в сына этой торговки, этой старушонки?

Отец все ходил по комнате, покачивая головою и повертывая в руках табакерку.

Силы оставляли бедную девушку; она прислонилась к стене, боясь упасть; кровь застывала в ней; ей было холодно, она дрожала всем телом… Вдруг, при последних словах матери, она как бы очнулась от смертного обморока; щеки ее снова зарделись пурпуровым румянцем; глаза странно засветились. Она приподняла голову и посмотрела на мать:

- Да, - сказала она, - я влюблена в ее сына, в сына этой старушонки, я в него влюблена!..

Это была ужасная минута: у г-на Поволокина выпала из рук табакерка, а г-жа

Поволокина сделала какое-то странное движение и остановилась; она усиливалась что-то произнести, но язык не повиновался ей.

Удушливая тишина перед грозой, минута гробового молчания, - только маятник стенных часов стучал мерно и однозвучно. Сердце несчастной билось неровно и мучительно, дыхание ее становилось тяжелее и тяжелее; наконец скорыми шагами и с угрожающим видом; Наежда Сергеевна подошла к дочери.

- Знаешь ли, что я могу проклясть тебя? что я прокляну тебя? Понимаешь ли ты, что такое проклятие матери?

Она вытянула руку над головою страдалицы и вперила на нее глаза свои.

Та застонала, бросилась от нее, упала к ногам отца, уцепилась за его ноги и умирающим голосом сказала:

- Спасите меня, спасите, батюшка! спасите меня!

У Николая Мартыновича закапали из глаз слезы…

Чувство отца, может быть, впервые взяло верх над чувством чиновника, но он не смел ей сказать слово утешения в присутствии своей неумолимой супруги: он приподнял и, незаметно наклонясь, поцеловал ее в голову, прошептав: "Поди в свою комнату!"

Она вышла из кабинета.

Когда, без памяти, она добрела до своей комнаты и упала в кресла, блуждающими глазами обвела она кругом себя и облокотилась на стол, который стоял перед нею. На этом столе лежала книга в старинном кожаном переплете, с медными застежками. Эта книга была евангелие. Девушка перекрестилась слабеющею рукою, развернула книгу, хотела читать, но в глазах ее потемнело; голос ее замер, голова скатилась на книгу… Она лишилась чувств.

Оставшись в кабинете глаз на глаз, супруги долго ни слова не говорили; потом

Надежда Сергеевна презрительно взглянула на Николая Мартыновича и сказала:

- Вы, старый плакса, вы избаловали эту девчонку; теперь пеняйте сами на себя, - и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

Николай Мартынович вздохнул, подошел к одному из столов, взял банку с одеколоном и потер себе виски.

ГЛАВА VIII

Все это честолюбие и честолюбие от того, что под язычком находится маленький пузырек и в нем небольшой червячок, величиною с булавочную головку, и это все делает какой-то цирюльник, который живет в Гороховой.

Гоголь.