Дочь дьявола

Уэст поднял руку в прощальном жесте и последовал за Найлом. Портье был одет в униформу из какой-то дорогой матовой ткани такого тёмно-синего оттенка, что она казалась чёрной, на ней не присутствовало никакой причудливой или золотой вышивки, за исключением тонкой чёрной плетёной отделки на лацканах пиджака, воротнике и манжетах белой рубашки. Очень сдержанный и простой костюм, скроенный так, чтобы не сковывать движения носящего. Наверняка в нём очень удобно убивать людей.

Они вышли через неприметную дверь и поднялись по узкой тёмной лестнице. Найл отворил дверцу наверху, и они очутились в богато украшенном вестибюле с потолком, расписанным ангелами и облаками. Другая дверь вела в красивые покои, выполненные в спокойных золотых и белых тонах, стены были оклеены бледно-голубыми муаровыми обоями, а на полу лежали ковры мягких, приглушённых цветов.

Уэст тяжело опустился в ближайшее кресло, с мягкой, бархатной обивкой. Вокруг царила абсолютная тишина. Как такое могло быть возможно, когда за окнами шумел ночной Лондон, а внизу чёртов клуб?

Найл молча подал ему стакан воды, от которого Уэст поначалу думал отказаться. Однако после первого же глотка, его одолела неутолимая жажда, и он залпом выпил всю воду. Портье забрал стакан, чтобы наполнить заново, а, вернувшись, принёс с собой маленький пакетик с порошком.

– Сода, сэр?

– Почему бы и нет? – пробормотал Уэст. Он развернул пакетик, запрокинул голову, и, высыпав содержимое на язык, запил водой.

Подняв голову, Уэст увидел на стене картину в резной позолоченной раме. На ней была изображена герцогиня с детьми несколько лет назад. Вся компания расположилась на диване, а, ещё совсем маленький, Айво, устроился у матери на коленях. Габриэль, Рафаэль и Серафина сидели по обе стороны от неё, в то время как Фиби склонилась над спинкой дивана возле матери, с таким нежным и немного озорным выражением лица, как будто собиралась рассказать ей секрет или рассмешить. Уэст не раз видел это выражение, когда она проводила время со своими детьми. Или с ним.

Чем дольше он смотрел на портрет, тем хуже ему становилось: внутренние демоны, словно, пронзали его сердце копьями. Ему хотелось уйти, но Уэст был не в состоянии подняться с кресла, будто скованный цепью.

В дверях появилась худощавая фигура герцога. Он задумчиво оглядел Уэста.

– Зачем приходил Ларсон? – хрипло спросил Уэст. – Как дела у Фиби?

Лицо Кингстона смягчилось, и в нём появилось что-то похожее на сочувствие.

– С моей дочерью всё в порядке. Ларсон осмелился заявиться сюда и в панике попытаться заручиться моей поддержкой, чтобы убедить Фиби выйти за него замуж. Хотел представить своё положение в наилучшем свете, полагая, что я не стану обращать внимания на его отношения с мисс Пэррис из-за моего собственного распутного прошлого. Излишне говорить, моя реакция его разочаровала.

– Вы сможете помочь Фиби лишить его должности доверительного управляющего?

– О, без сомнения. Несоблюдение доверительным управляющим своих прямых обязанностей является серьёзным правонарушением. Мне никогда не нравилось, что Ларсон принимает участие в личных и финансовых делах Фиби, но я сдерживался, чтобы меня не обвинили будто я сую нос не в своё дело. Теперь, когда есть возможность, я буду вмешиваться как можно больше, прежде чем мне снова свяжут руки.

Уэст слегка улыбнулся, его затравленный взгляд вернулся к изображению Фиби на портрете.

– Я её не заслуживаю, – пробормотал он, сам того не желая.

– Конечно, нет. И я не заслуживаю своей жены. Лучшие женщины достаются худшим мужчинам, вот такая жизненная несправедливость. – Глядя на осунувшееся лицо и сутулую фигуру Уэста, герцог, казалось, принял решение. – Ничего из того, что я тебе скажу, сегодня не возымеет действия. Если я отошлю тебя в таком состоянии, неизвестно, в какую беду ты попадёшь. Поэтому ты останешься на ночь в этой комнате для гостей, а утром мы поговорим.

– Нет. Я вернусь в свои апартаменты.

– Великолепно. Могу ли я спросить, что тебя там ждёт?

– Моя одежда. Бутылка бренди. Полбанки маринованной моркови.

Кингстон улыбнулся.

– Я бы сказал, что ты сам напоминаешь маринованную морковь. Оставайся на ночь, Рэвенел. Я попрошу Найла и моего камердинера приготовить тебе ванну и принести предметы гигиены, включая большое количество мыла.

На следующий день Уэст проснулся с расплывчатыми воспоминаниями о событиях прошлой ночи. Он поднял голову с мягкой подушки, набитой гусиным пухом и, недоумённо моргая, оглядел роскошную обстановку. Уэст лежал на шикарной, удивительно удобной кровати, застеленной белыми льняными простынями, пушистыми одеялами и шёлковым покрывалом сверху. Он смутно припомнил, как принял ванну, а потом с помощью Найла и пожилого камердинера с трудом добрался до постели.