Мора выглядела слабой и испуганной. Его приезд нарушил весь покой утра, и однако, как ни странно, Джонни был его частью. Он нарушил его так, как это сделал полет цапли, как нечто естественное и неизменное. Она оглянулась кругом, утро казалось теперь чем-то невероятно чудесным и таинственным. Мора почувствовала радость от того, что все это происходит, что Джонни здесь и является частью этого, что солнце начинает озарять верхушки деревьев, превращая листву в нежно-зеленое чудо. Мора смотрела и понимала, что он тоже был рад… И уверен в себе. В Джонни больше не было никакой неопределенности. Ее охватило чувство чистого счастья, радости, легкости, дремавшее всю зиму.
— Ты прозеваешь прилив, Мора.
— Я должна дождаться Уиллы.
— Ты прозеваешь прилив.
— Мы включим двигатель.
— Хороший мореход не пользуется двигателем.
Она быстро приняла решение, подтянула шлюпку вплотную к борту «Радуги» и спрыгнула в нее. Мора знала, что, когда он будет на борту, они смогут отплыть и без Уиллы.
VIII
Единственным зрелищем за весь день были небольшие грузовые суда на море. Ветер дул с севера — свежий бриз, обеспечивающий им неплохую скорость. Теплое солнце выбелило паруса и корпуса других кораблей. Они оставили позади извилистую береговую линию восточной Англии и пронзительный хохот серебристых чаек. Слышны были приятные знакомые потрескивания дощатого корпуса и ритмичный плеск воды о борта «Радуги». Время от времени их окатывали брызги, оставляя на губах привкус соленой воды. Ветер устойчиво держался весь день.
Мора готовила еду из консервов, захваченных из коттеджа. Хлеб кончился, они намазывали джем на твердые сухари. Она варила кофе, и они пили его вместе. Мора устроилась на палубе, а Джонни держал румпель.
— Вчера в десять вечера я звонил в Ганновер-террас, — сказал он.
Мора взглянула на него:
— Чего ты надеялся этим добиться?
— Я не мог примириться с тем, что ты сказала. Я подумал, если мы увидимся снова, все пойдет по-другому. Они сказали, что ты уехала в коттедж. К трем часам утра я решил последовать за тобой.
Плеск волн был для этих слов убаюкивающим аккомпанементом. Судно проваливалось и взлетало в чудесном глубоком ритме. Ее голова покоилась на его коленях.
Он продолжал:
— Я не совсем представлял, чего можно ожидать… Единственное, о чем я думал, — желание поговорить с тобой еще раз, чтобы ты могла понять меня.
Она сильнее прижалась к нему:
— Это было все, зачем ты приехал? Ты же надел морские брюки.
Он откинул голову и громко рассмеялся:
— Я понимал, что должен успеть к раннему приливу. И захватил свой паспорт.
Они рассмеялись вместе. Джонни наклонился и поцеловал ее. Они тесно прижались друг к другу, радуясь своей близости, и забыв про румпель. Гик повернулся, и они попали прямо под ветер. Воздух наполнился резким, бешеным хлопаньем и треском ослабленных парусов. Их грубо отбросило друг от друга.
Когда он выправил «Радугу» и они перестали смеяться, Мора сказала:
— Ты только что потерял возможность увидеть глупыша, — сказала она. — Тут их редко можно встретить.
— В моем распоряжении — весь остаток жизни, чтобы увидеть глупышей, — сказал он, не обращая внимания на ее руку, указывающую в сторону исчезающей птицы. Свою свободную руку он положил на ее затылок, его пальцы пробежали по коротким локонам Моры. — Но я запомню, что ты увидела глупыша.
В ту ночь в течение трех часов не было ветра. Они бросили якорь и лежали вместе на палубе, наблюдая, как звезды качались между мачтой и фок-штагом. Время от времени влюбленные смотрели на скользившие мимо огни проходящих судов. Майская ночь была мягкой, навевавшей не по сезону летнее тепло.
Джонни сказал:
— На этой стороне мира звезды маленькие и далекие. Мне они кажутся какими-то одинокими. Глядя на них, я вспоминаю, как выглядят звезды на Атлантическом океане. Большими… Гораздо больше, Мора, и они сверкают, словно сходят с неба. Все это было довольно театрально. Когда я вернулся, то подумал, что звезды стали домашними и знакомыми. Такими они милее.
— Тебе хотелось когда-нибудь туда вернуться, Джонни?
— Вернуться куда? — небрежно спросил он.
— Обратно на Атлантику. Ты хочешь увидеть ее снова?
— Считаю, что нет. В этом не было бы ничего хорошего.
— Джонни!
— Да?
— Что там произошло?.. Я имею в виду, что произошло с тобой?
— Ничего особенного. По крайней мере, в обычном смысле того, что случается на войне. Я потерял несколько человек, которым привык доверять, и потерял многие из тех чувств, которые связываются с пребыванием дома. Мне как-то не удалось их ничем заменить. Я находился с тех пор в чем-то вроде вакуума, ожидая каких-нибудь событий. Это бродяжничество по свету — не то, чего бы мне хотелось.
— Ты найдешь то, что тебе нужно, со мной, Джонни?
— Бог его знает… достаточно ли ты веришь мне, достаточно ли любишь, чтобы пожелать оставаться со мной, даже если я не найду этого? Мора, иногда, чтобы спасти мужчину, требуется нечто большее, чем женская любовь. Ты знаешь об этом?
— Да, я знаю.
— И все же хочешь продолжать?
— Да.
Он крепко прижал ее к себе в порыве страсти или отчаяния:
— Любовь моя!
— Джонни…