Тогда в клубе, когда Орлов сказал, что я без него ничего не стою, я пропустила это мимо ушей. И, кажется, наговорила много всего о том, что это он без меня ничего не стоит. На деле же… Кажется, он поселил во мне неуверенность в себе. Иначе откуда этот панический страх, отдающий покалыванием в кончиках пальцев, стоит только подумать, что там, на моей странице, полная тишина?
Телефон все еще находится в режиме сна, так что я не получаю уведомлений. Чтобы их увидеть, нужно снять блокировку и свайпнуть вверх, но я и этого не делаю. Лишь когда бабушка закрывает дверь, решаюсь “оживить” экран. Не хочу, чтобы она видела мое расстроенное лицо.
Только вот расстраиваться незачем. Я понимаю это, когда вижу больше тысячи уведомлений. Если захочу, то и за весь день их все не прочитаю, поэтому смахиваю все за один раз и захожу в социальную сеть. Моя страница полна просмотров и уведомлений. Более того, подписчиков прибавилось. Пока я спала, пришло целых десять тысяч. И мое видео набрало сотни тысяч просмотров. Всего за одну ночь?
Я ошарашенно смотрю на экран, не в силах поверить. Неужели те громкие слова, брошенные Орлову, были правдой, и ко мне пришли не потому, что я опубликовала свою статью под его лейблом, а потому что я талантлива?
Просматриваю комментарии. Читаю слова поддержки, и внутри разливается тепло. Вспоминаю, что обещала бабушке выйти, и быстро набрасываю на плечи халат. Правда, не успеваю и шагу сделать в направлении двери, как телефон оживает звонком.
Папа.
Сердце пропускает удар.
Руки нервно потряхивает. Он точно читал, я уверена! И, наверное, злится, потому что требовал от меня тишины. Никаких статей, никаких разоблачений. Я должна была затаиться и молча ждать, когда меня позовут на допрос, но время стремительно летело, а меня никто не звал. Сколько можно сидеть? Вот-вот будет слушание по делу Кирилла. Как я могу не выпустить статью? Ведь она может оправдать его прошлые поступки, прошлые дела, в которых его обвиняли. Суд ведь будет по ним, по возобновленным делам, а не по убийству тех двух парней, хотя и по ним, наверное, тоже. Папа мало что мне рассказывает.
Ответив на звонок, закрываю веки, но все, что слышу в трубку — тяжелое дыхание.
— Приезжай, Катя, — со вздохом говорит отец. — Напишешь мне время и станцию, я тебя встречу.
— Меня вызывают на допрос?
— Нет, ты просто понадобишься здесь.
— Тебе?
— Просто приезжай.
И ни слова о статье! Отец кладет трубку, а я хмурюсь, не понимая, что ему могло понадобиться. Вспомнив в очередной раз, что меня ждет бабушка, выхожу на кухню, на ходу пытаясь придумать причину отъезда. В последнее время ее часто подводит здоровье, так что я не хочу давать ей очередной повод понервничать.
— Вот, — бабушка пододвигает ко мне блинчики, ставит рядом баночку варенья.
Я как раз собираюсь есть, когда в нос ударяет запах жареного лука. Видимо, вместе с завтраком бабушка решила приготовить и обед. К горлу тут же подкатывает тошнота, и я едва успеваю сбежать в туалет, склониться над унитазом. Когда рвотные позывы проходят, и я перестаю выплевывать свой желудок, поднимаюсь на ноги и умываюсь, глядя в зеркало глазами, полными слез.
Когда выхожу, тщательно при этом вытерев лицо, застаю бабушку перед дверью. Она стоит, уперев руки в бока, и смотрит на меня недовольно.
— Я чего-то не знаю?
— О чем ты?
— Я, Катерина, отпустила тебя в столицу под личную ответственность, а ты… ребенка привезла?
— Чего? — спрашиваю, выпучив глаза. — Какого такого ребенка?
— Обычного. Ты вон как погналась, почувствовав запах лука. И бледная, как поганка. Что было, признавайся. И кто? Мажор столичный? Знаем мы таких, плавали.
— Бабушка, — отмахиваюсь, — я перенервничала из-за папы. Он… снова меня зовет к себе. Вот и…
— К себе зовет? И зачем это?
Бабушка переключается, а я выдыхаю, понимая, что с темы беременности она съехала.
Я узнала о том, что ношу ребенка, неделю назад. Когда не пришли месячные и начались странные реакции на продукты по типу той, которая только что возникла на лук. Отрицая несколько дней, я все-таки купила тест и увидела на нем две полоски. От теста потом благополучно избавилась, конечно, только вот от эмбриона, что с каждым днем все больше рос и походил на ребенка, я уже избавиться не могла.
— Не знаю, позвонил только и сказал, что нужно приехать как можно скорее. Я не знаю, что стряслось, и поэтому разнервничалась. Непонятно ведь, в чем дело.
Бабушка согласно кивает, но все равно пристально меня рассматривает. Не верит, что, в общем-то, и неудивительно, учитывая то, что врунишка из меня так себе.
— У меня внутри все скручивает от волнения, поэтому и кусок в горло не лезет, — вру бабушке, потому что вернуться на кухню, где разносится запах лука, я точно не смогу. — Но я не хотела тебя обижать, вот и пришла есть.
Кажется, бабушка верит. По крайней мере, не пытается больше расспросить меня о моем возможном падении.
Я быстро иду собираться, игнорируя голод, который проснулся во мне сразу после посещения ванной. И все же на кухню я не вернусь! Куплю что-нибудь по дороге.