Дочь дыма и костей

— Прости, Мад, — прошептала она. — Я не знала, что все закончится уничтожением. Мне так жаль.

Ее слова не тронули Мадригал, которая смотрела на собственное обезглавленное тело и не могла забыть криков Акивы. На что надеялась Чиро? На более мягкий приговор? Может, на ее воскрешение в теле низшего вида? Скорее всего, она думала вовсе не о Мадригал, а о том, как завладеть вниманием Тьяго. Любовь заставляет делать странные вещи, это Мадригал знала по себе. К тому же на свете не было ничего более странного, чем то, что она вот-вот собиралась совершить.

Бримстоун оказался прав — путеводный дым не понадобился. Неимоверным усилием воли она просочилась в тело, которое сама же и создавала с такой любовью и нежностью.

Особого сопротивления она не почувствовала — озлобленная душа Чиро, истощенная завистью, сдалась почти мгновенно. Мадригал не вытолкала ее из тела, только загнала вглубь. В глазах присутствующих сосуд так и остался Чиро.

При совершении обряда ее била страшная дрожь, но никому из зрителей это не показалось странным, ведь у ее ног лежало мертвое тело сестры. Сходя с помоста, она шагала жестко и порывисто, но и тогда никто не насторожился.

Сомнений не было, потому что до сей поры такого не случалось никогда. Чиро ушла, и на помосте осталось лежать пустое тело. Солдаты, три дня подряд несшие вахту, охраняли лишь плоть и воздух, но не душу.

Бримстоун — единственный, кто почувствовал ее отсутствие, — не собирался делиться этой новостью ни с кем.

Именно глазами Чиро Мадригал в последний раз смотрела на Акиву. Ему устроили нечто, похожее на дыбу: крылья и руки вывернули назад и кольцами приковали к стене. Когда она вошла в камеру, он бросил на нее мертвенный взгляд.

Белки глаз покраснели — от потуг сотворить магию капилляры полопались. Золотистый свет — чудесный огонь — почти погас, и Мадригал показалось, что его душа догорает. Это было чудовищно — хуже ее собственной смерти.

Восстанавливая в памяти события обеих жизней, Кэроу припомнила его мертвые глаза, поразившие ее в первую их встречу. Позже она задавалась вопросом, откуда у него такой взгляд. Теперь все встало на свои места. Сердце защемило, когда она представила, что все эти годы их разделял целый мир. Она росла в новом теле, наивная, беспечная, растрачивала по пустякам желания, а он горевал с истерзанной до смерти душой.

Если бы только он знал.

В тюремной камере она бросилась освобождать его. К счастью, помогла алмазная сила Чиро. Цепи натянули так туго, что руки Акивы вывернулись из суставов. Она боялась, что он, обессиленный, не сможет улететь или сотворить волшебство и незаметно выбраться из города. Напрасные страхи. Когда цепи упали, он не осел вниз, а подскочил, словно хищник, только того и ждавший. Перед ним — Чиро. Размышлять, почему незнакомка решила его освободить, он был не в состоянии. Не успела она и рта раскрыть, как он с силой швырнул ее об стену. Она погрузилась в темноту.

На этом воспоминания заканчивались. Спросить, как Бримстоун нашел ее и забрал душу, Кэроу сможет только при встрече с ним. А пока ей известно лишь то, что ему удалось это сделать.

— Я не знал, — произнес Акива, нежно и медленно гладя ее волосы, голову, шею, плечи. — Если бы я знал, что он тебя спас… — Он крепко прижал ее к себе.

— Как я могла признаться, что это я? Ведь ты бы не поверил. Ты не знал о воскрешении.

Он сглотнул. А потом прошептал:

— Знал.

— Что?! Как?

Они все еще стояли у изножья кровати. Кэроу растворилась в чувствах. Перебирала свои воспоминания. Простая, всепоглощающая радость — быть рядом с Акивой. Необычная борьба между чем-то знакомым и… утраченным. Тело семнадцатилетней девушки — оно принадлежит ей так давно, и в то же время — оно новое. Отсутствие крыльев, подвижность человеческих ног со сложной системой мышц, безрогая голова, легкая как ветер.

Но было что-то еще, какой-то сигнал, тревога, ощущение, пока не вполне ясное.

— Тьяго, — произнес Акива. — Он… говорил со мной, пока… В общем, злорадствовал. И все мне рассказал.

В это Кэроу могла поверить. Перед глазами мелькнули новые картинки из памяти: Волк просыпается на каменном столе, а она — Кэроу — держит его за помеченную хамсами руку. Если бы не Бримстоун, он убил бы ее. Теперь она поняла, почему так разъярился Бримстоун. Долгие годы он прятал ее от генерала, а она является в храм и хватает Тьяго за руку.

Она прильнула к Акиве.

— Я могла бы попрощаться, — сказала она. — Но даже и не подумала об этом. Просто хотела тебя освободить.

— Кэроу…

— Ничего. Теперь мы вместе.

Она вдохнула его аромат, такой знакомый, теплый и дымный, и прижалась губами к шее. Акива выжил. Она тоже. Впереди столько всего. Губы Кэроу проделали путь от его шеи к линии подбородка, она вспоминала его, открывала заново. В его объятиях было уютно, как раньше, — удивительным образом тела сливались, исключая все отрицательное пространство. Она отыскала его губы. Взяла за голову и наклонила к себе.

Почему ей приходится это делать?

Почему… Акива не отвечает на ее поцелуи?

Кэроу открыла глаза. В его взгляде было не желание, а… боль.