Дочь дыма и костей

– Арабский сернобык, – определила Кэроу, когда он выбрал из лотка очередной зуб.

Бримстоуна это не впечатлило.

– Антилопу узнает каждый.

– Тогда спроси что-нибудь потруднее.

Он протянул акулий зуб, и Кэроу вспомнила, как в детстве она сидела здесь рядом с ним и изучала зубы.

– Мако, – сказала она.

– Какая из них?

– М-м-м, э-э-э… – Она размышляла, зажав зуб между большим и указательным пальцами. Бримстоун учил ее с пеленок, и по едва ощутимым вибрациям она могла определить, кому принадлежит зуб и цел ли он.

– Короткоплавниковая, – заявила она.

Он крякнул, и это означало, что ее старания оценены.

– А ты знал, – спросила Кэроу, – что эмбрионы акулы-мако поедают друг друга в утробе?

Ласкающая Авигет Исса брезгливо фыркнула.

– Это действительно так. На свет появляются только зародыши-каннибалы. Представляете, если бы люди так делали?

Она закинула ноги на стол, однако, заметив тяжелый взгляд Бримстоуна, почти сразу убрала.

Теплая атмосфера в лавке убаюкивала. Хотелось устроиться на раскладушке в укромном уголке под стареньким лоскутным одеялом, которое Ясри когда-то сшила специально для нее.

– Бримстоун, – нерешительно сказала она, – как ты думаешь…

В это мгновение раздался неистовый стук.

– Вот те на! – Собиравшая посуду Ясри взволнованно щелкнула клювом.

Позади рабочего места Твиги в темном углу лавки была еще одна дверь, которая ни разу за всю жизнь Кэроу не открывалась в ее присутствии. Она понятия не имела, что за ней.

И снова стук, такой яростный, что в склянках задребезжали зубы. Бримстоун поднялся. Кэроу знала, что ей тоже следует встать и быстро уйти, однако, вжавшись в спинку стула, она попросила:

– Можно мне остаться? Лягу потихоньку на раскладушку в уголке. Я не буду подсматривать…

– Кэроу, – строго произнес Бримстоун. – Ты знаешь правила.

– Ненавижу правила.

Он шагнул к ней и приготовился скинуть со стула, если она не послушается, но девушка подскочила сама, подняв вверх руки.

– Ладно, ладно.

Под непрекращающийся стук Кэроу накинула пальто, захватила с подноса еще один рогалик и пошла за Иссой в переднюю.

Она не стала спрашивать, кто пришел, – секреты Бримстоуна Исса никогда не выдавала, – и лишь обронила чуточку жалостливо:

– Собиралась спросить Бримстоуна, можно ли мне переночевать.

Исса поцеловала ее в щеку.

– О, милая девочка, вот было бы хорошо. Давай переждем здесь, как раньше.

Когда Кэроу была слишком маленькой, чтобы выставлять ее одну на улицу, они с Иссой уходили сюда и порой часами просиживали в этом крохотном пространстве. Исса развлекала ее песнями и рисованием – тогда Кэроу впервые им и увлеклась, или возлагала ей на голову венки из ядовитых змей, пока Бримстоун встречался с теми, кто приходил через заднюю дверь.

– Ты можешь вернуться позже, – предложила Исса.

– Ничего, – ответила Кэроу. – Я пойду.

Исса сжала ее руку.

– Сладких снов, милая девочка.

Съежившись, Кэроу шагнула в холод. Часы на башнях пражских улиц били полночь, долгий и беспокойный понедельник подошел к концу.

9. Дьявольские врата

Акива стоял на краю плоской крыши в Эр-Рияде и смотрел вниз, на дверь в узком переулке – на вид такую же неприметную, как и все остальные, но он чувствовал жгучую ауру ее чар, как боль за глазами.

Один из выходов дьявола в мир людей.

Широко раскрыв огромные крылья – невидимые, видна была лишь их тень на земле, – Акива спланировал вниз и приземлился в россыпи искр. Подметальщик улиц бросился на колени, но Акива, не обратив на него внимания, повернулся лицом к двери и крепко сжал рукоять меча. Больше всего на свете ему хотелось вынуть клинок из ножен и ворваться внутрь, покончить со всем прямо здесь, в лавке Бримстоуна, пролить кровь, но магическая сила порталов не позволяла – не стоило даже пытаться, – и он сделал то, зачем явился сюда.

Вытянув руку, приложил ладонь к двери. Легкое свечение, запах гари – и на деревянной поверхности остался отпечаток.

Пока достаточно.

Он развернулся и зашагал прочь, а люди жались к стенам, уступая ему дорогу.

Конечно, они видели его не таким, каким он был на самом деле. Волшебство скрывало огненные крылья, однако сойти за обычного человека ему все равно не удавалось. Высокий юноша неописуемой красоты, от которой захватывало дух, – такую редко встретишь в реальной жизни – с грацией хищника шел среди людей и обращал на них внимания не больше, чем на статуи в парке. На поясе его висел меч, закатанные до локтей рукава обнажали загорелые, жилистые предплечья. Кисти рук вызывали особое любопытство: покрытые белыми шрамами и черными полосами татуировок – простые повторяющиеся линии штриховали фаланги пальцев.

Коротко остриженные темные волосы образовывали «вдовий» мысок на лбу. Золотистую кожу бронзой оттенял загар, особенно выделяя выступы на лице – высокие скулы, надбровные дуги, переносицу, – Акива словно купался в густом медовом свете.

При всей своей красоте вид он имел неприветливый. Невозможно было представить, что это лицо вдруг просияет улыбкой. Действительно, Акива не улыбался уже много лет. И не собирался делать этого впредь.