Дочь Эхнатона. Повести

Бахаго несколько дней провел у ворот дворца в ожидании Макеры. И каждый раз, когда он возвращался домой, он видел плачущую жену и приношения у домашнего алтаря. Бахаго не мог объяснить Матери Макеры, почему так долго не возвращается сын. Он знал, что сын должен выйти из ворот дворца, — ведь его позвали, чтобы расплатиться за хорошую работу. А когда прошло несколько дней и Бахаго увидел, что его ожидания бесполезны, он стал думать о том, как бы повстречать того царского слугу, который прежде ходил к нему, а теперь словно забыл к ним дорогу.

Бахаго не знал о том, что у царского слуги были сейчас совсем другие заботы. Теперь он ходил к другим ремесленникам и приглядывался, выбирая более искусного, чтобы так же хитро увести во дворец. Царский слуга, давно знавший Бахаго, увидев работу Макеры, сразу понял, что такого нельзя упускать. Такого надо было доставить во дворец. И он сделал свое дело. Теперь он старался заполучить другого, не менее искусного.

Каждое утро Мать Макеры ставила миску с едой перед тенью сына, замазанной красной глиной. Когда она смотрела на рослого и, как ей казалось, очень красивого юношу, изображенного на стене, ей представлялось, что он рядом с ней. Когда не было Бахаго, она с ним разговаривала. А иной раз даже ждала ответа.?о тень молчала.

— Может быть, его продали? — спросила как-то она у мужа.

— Продали? У него золотые руки. У него золотая голова. Его заставили делать работу для дворца. Потом он вернется. Подожди еще, Мать Макеры! Надо быть терпеливой. Просто наш Макера превзошел меня, превзошел многих искусных мастеров. Он лепил глиняные формы, а оказалось, что в нем сидит дар резчика по кости. У него много терпения, Мать Макеры. Больше, чем у нас с тобой.

— Духи предков наградили его бесценным даром, Бахаго, но лучше бы этот дар не вышел наружу. Пусть бы сын был с нами.

* * *

Они долго ждали, они ждали целых полгода. За это время Бахаго стал седым, а Мать Макеры стала плохо видеть от слез. Старый горшечник в минуты просветления спрашивал:

— Почему не видно Макеры? Я его люблю!

Бахаго молча в исступлении месил красную глину, а Мать Макеры не сводила глаз с тени сына на стене хижины.

* * *

Макера трудился. Вначале ему было тяжко и очень печально, а потом он стал привыкать. Макеру окружали добрые люди, люди с хорошими руками и с такой же несчастливой судьбой. Они старались друг другу помочь, придумывали себе развлечения в те недолгие часы отдыха, которые наступали в сумерках.

Как-то старый сановник — начальник двора, человек, которому обба доверил самых лучших мастеров своего царства, — пришел и позвал искусного кузнеца, приказав ему взять инструмент, чтобы сделать работу в тронном зале дворца. Этот мастер из народа йоруба, по имени Олове, с большой готовностью последовал за старым сановником. Ведь он уже много лет не выходил за пределы двора ремесленников. Он был готов покинуть его ценою жизни.

Олове остановился на зеленой лужайке, окруженной изгородью, где паслись белые козы и блеяли овцы. Он так давно не видел животных! Во дворе, где он жил, не было ни травинки. Олове нагнулся, сорвал несколько зеленых травинок и прижал их к губам. Ему показалось, будто он вдохнул аромат зеленой долины, покинутой им много лет назад.

Что и говорить, он очень скоро убедился в том, что не здесь следовало искать счастья. Но пока он жил на улице литейщиков, пока рядом с ним были жена и дети, он еще надеялся на удачу. А вот когда его заманили в эту ловушку, он понял, что все потерял. Ведь жизнь его мало чем отличалась от жизни рабов.

Олове должен был сделать новые подлокотники на тронном кресле великого обба. Ему поручили сделать золотые подлокотники и снять серебряные. Его привели в тот час, когда правитель Эдо отдыхал в прохладных комнатах дворца и когда у кресла стояли только охранники. Это были молодые, красивые воины. Олове по лицам узнал, что они из людей хауса, и ему очень захотелось поговорить с ними, но ему мешал старый сановник. Однако старику наскучило стоять тут на солнце. В этот час знойные лучи забирались даже под резную крышу террасы и стоять здесь было жарко и утомительно. Старик ушел в тень, а Олове тут же тихонько обратился к одному из охранников. Он сказал:

— Я вижу, вы из людей хауса. Давно ли вы здесь?

— Я делал отметины на палке, — ответил старший. — Каждый год отмечал надрезом. Одиннадцать отметин — одиннадцать лет.

— Откуда вы?

— Из великой саванны, есть там одно селение, где люди более счастливы, чем люди Эдо. Это Слоновья Тропа. Был у нас отец, Бахаго. С тех пор как нас похитили жрецы уму-чукву, мы не видели ни отца, ни матери, ни младшего брата Макеры.

— А сколько же вас?

— Трое. Я старший, Мафи.

Старый сановник прервал разговор Олове с сыновьями Бахаго. Впрочем, разговор вел только Мафи, младшие молчали. Они привыкли всегда молчать, когда стояли на посту. Мафи ответил, потому что сам не прочь был узнать, откуда Олове.