Дочь Эхнатона. Повести

Фараон Тутанхамон в это утро также с удовольствием вспоминал приятный день, проведенный в обществе своей любимой Анхесенпаамон. То и дело приходили на память ее трогательные заботы и знаки внимания, которыми она всегда умела согреть сердце фараона. Даже носители опахала и многочисленные слуги, окружавшие его с того момента, когда он проснулся и протянул ногу к золоченой сандалии, — все они, надоевшие ему своими бесконечными заботами и чрезмерной услужливостью, не могли помешать любоваться чудесным креслом. Он сел так, чтобы поближе рассмотреть легкий и воздушный стан своей жены.

Все было бы хорошо, если бы не воспоминание о дурном разговоре с Эйе и мысли о том, что такой разговор может повториться.

«Почему Эйе так любит напоминать, что мы смертны? Он не верит в «золотой век», а я верю. Я хочу прожить сто десять лет. Я буду жить долго, долго».

фараон посмотрел на тяжелые, с золотыми украшениями двери. Сейчас они откроются, и в них появится тучный и лысый Эйе с лицом хмурым и непроницаемым. Глядя на него, никогда не скажешь, что он задумал и что сделает. С тех пор как Тутанхамон стал правителем Египта, он видит рядом со своим троном всемогущего и мудрого Эйе. Верховный жрец затмил всех мудрых и знающих советников, жрецов и полководцев. Он никогда никому ничего не доверяет, все сам замышляет в тиши своего святилища и сам следит за тем, чтобы задуманное осуществилось. Может быть, так и надо? Вот сейчас он прибудет с целой свитой жрецов, и они будут сопровождать фараона в храм Карнака. Эйе говорил, что закончены восстановительные работы. Сегодня поставят стелу с посвятительной надписью. Эйе потребовал много золота и драгоценных камней для украшений. Много тысяч рабов были отосланы в Карнакский храм, чтобы достойно выполнить все работы. И хоть закружилась голова, когда хранитель сокровищницы Май сообщил о том, сколько потрачено драгоценностей, надо было быть щедрым. Тутанхамон вспоминал, как из дальних каменоломен возили гигантские плиты уже отесанного камня. Была устроена специальная дорога, чтобы волоком тащить эти безмерно тяжелые плиты. Тысячи рабов трудились далеко за пределами Фив, и все сделанное их руками стекалось к стенам Карнакского храма. Когда в подвластной Египту стране Куш задержались какие-то работы, фараон послал туда принца Хека-Нефера. Ему было велено жестоко наказать непокорных и заставить их сделать все задуманное жрецами. Принц достойно послужил делу фараона, но с ним случилась беда: он заболел какой-то загадочной болезнью, и жрецы, посланные Эйе, чтобы спасти его жизнь, оказались бессильными. И вот он угасает с каждым днем. Эйе даже посоветовал позаботиться о достойном захоронении принца в городе Миме.

Все эти мысли очень огорчали фараона и мешали ему радоваться жизни. Нередко он завидовал тем, кто мог предаваться радостям жизни и делать все, что им заблагорассудится. Тутанхамон думал о том, что все богатства страны, которые принадлежат ему, и даже сокровища завоеванных стран, которые также принадлежат ему, в сущности, не доставляют ему никакой радости. Пожалуй, лучше было бы иметь меньше золота, меньше рабов и меньше дворцов, но зато сколько угодно предаваться веселью, проводить дни вместе со своей прелестной Анхесенпаамон, охотиться, путешествовать или просто сидеть в тени сикомор и слушать чтение старинных папирусов. Его старый писец великий мастер читать старинные папирусы. Он делает это так искусно, что кажется, будто ты переносишься в то древнее царство, о котором повествует папирус. Но ему, великому божественному фараону, нельзя даже наслаждаться чтением. Нужно делать множество неприятных вещей, которые придумывает Эйе. А может быть, умная Анхесенпаамон права? Может быть, старый Эйе вовсе не такой уж благородный, каким его представлял себе великий Эхнатон? Он доверял своему верховному жрецу, считал его другом и помощником во всех делах, а когда величайший из великих ушел в поля Иалу, Эйе тут же стал говорить о нем дурно. Как он внушал, что недостойно поклоняться Атону, недостойно жить в новой столице, воздвигнутой заботами Эхнатона! Ведь это дурно. Почему он так сделал?

Юному фараону было о чем подумать. Теперь столицей Египта снова стали Фивы. Прекрасный город Атона заброшен, а здесь возникли неисчислимые заботы — восстанавливать храмы Амона, воздвигать новые святилища, ублажать жадных и корыстных жрецов, которых стало во много раз больше, чем было когда-либо. Жрецы забрали себе лучшие земли, требуют богатых жертвоприношений богам. И снова, как было много лет назад, когда вступил на престол Эхнатон, рабы мрут как мухи. Фараону Тутанхамону жаловались, что нет им спасения при той скудной пище, которую определили для них надсмотрщики и жрецы. «Рабы — не люди, они обречены с того часа, когда богу было угодно отдать их в рабство, — думал фараон, — но ведь больше пользы от живых рабов! Что толку от того, что их кости истлеют без священных пелен и без гробниц?»