Дочь философа Шпета в фильме Елены Якович. Полная версия воспоминаний Марины Густавовны Шторх

Маститый Качалов шлет нежный привет…

Где бы я потом ни жила, этот портрет Качалова всегда на стене. Чернила теперь почти выцвели, еле-еле видно, но стихи можно разобрать, если знаешь.

Мы все оказались жильцами одного дома – и Качалов, и Москвин, и Гельцер… Гельцер – уй, какая сноровистая была!

Москвин подарил папе эту фотографию: «Моему любимому человеку от навеки заблудившегося его собрата».

Вокруг папы женщины всегда самые красивые были. Так с Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой папа дружил всю жизнь. Она его называла «шефом».

Мне было семнадцать лет. Впервые я увидела море. Мы жили в волошинском доме, на первом этаже. Комната была большая, с отдельной открытой терраской, которая прямо выходила к морю, пять шагов до калитки – и уже пляж коктебельский.

В середине лета приехал Андрей Белый с женой. Ну, такая уже его поздняя жена. Очень за ним ухаживала! То принесет ему панамку, то скажет: «Хватит тебе сидеть на солнце».

Это было лето 1933 года, первое коктебельское лето без самого Волошина. Всем заправляла Мария Степановна, его вдова. Она была последней, очень верной женой Волошина, хранительницей его имени и традиций.

Когда был убит Киров, в это же утро папа сказал: «Ну что ж, теперь начнутся аресты».

15 марта 1935 года папу арестовали. В этот день моя жизнь переломилась пополам. Последняя московская фотография перед арестом.

К лету двадцать девятого приступили к «чистке» ГАХНа. В результате ГАХН как таковой был уничтожен, и всем можно было заниматься чем угодно, только не философией.

Тогда же откликнулись Кукрыниксы. Журнал «На литературном посту». 1929 г.

Позже возник термин «фашизация немецких словарей». Титульный лист первого тома Большого немецко-русского словаря. 1934 г.

 

 

Папа, Борис Ярхо, Михаил Петровский, Александр Габричевский – это была основная четверка, которую как-то объединили в группу. Были обвинены в шпионаже и по приговору военного трибунала расстреляны заведующая немецким отделом «Советской энциклопедии» Елизавета Мейер и сын папиного учителя Георгия Челпанова, филолог-германист Александр Челпанов. Тюремные фотографии на Лубянке.

 

Мама и папа в Енисейске, лето 1935 года. Первая фотография в ссылке и последняя, где они вместе.

Енисейск был малюсенький городок. Все-таки одна улица в нем была каменных домов, а все остальные деревянные. Деревянные дома, деревянные тротуары.

Вот и наш домик – улица Иоффе, 12. Деревянный, но двухэтажный. Из папиного окна был вид на Енисей, широченный-широченный.

Получаю от мамы телеграмму: «Пусть Сережа снимется и пришлет нам свою фотографию на память». Потом я узнала, что папа очень затосковал после отъезда Сережи из Енисейска.

До Красноярска я благополучно добралась. В Красноярске, конечно, оказалось, что пароход будет только через три дня. Там на берегу Енисея большая поляна. И масса людей сидят на одеялах, на матрасах, группками, семьями, чуть ли не с самоварами. Оказалось, это все очередь на пароход.

Уж не знаю, кто мне посоветовал, что, оказывается, есть такая не гостиница, а что-то вроде общежития или постоялого двора. Когда-то назывался Дом крестьянина, а к этому времени уже Дом колхозника.

Это было незабываемое путешествие – несколько дней плыть по Енисею к папе с мамой, в Енисейск. Борис Эрдман, брат писателя Николая Эрдмана, сказал, что поможет. И действительно, на ближайший пароход у меня уже был билет в каюту. Братья Эрдманы. Фото 1920-х гг.

Два месяца осенью 1935 года я жила в Енисейске вдвоем с папой. Сейчас если вы меня спросите, я считаю, это, конечно, лучшие два месяца моей жизни.

Нора добралась до Енисейска в первых числах ноября, и это был последний пароход в этом сезоне.

В Москве составили письмо с просьбой заменить папе Енисейск на какой-нибудь другой город, желательно университетский. Письмо подписали Качалов, Гнесин, Нейгауз, Книппер-Чехова, Щусев, Лузин. Со всеми своими регалиями – народных артистов, заслуженных деятелей искусств, академиков, профессоров.

Еще одно письмо, чтобы маму и нас не выселили из Москвы, подписали жильцы нашего Брюсовского кооператива.

В Томск мы прибыли 24 декабря. Папе оставалось жить еще год и девять месяцев.

Университет в Томске. Папу туда все равно не взяли.

Домик за номером 9 в Колпашевском переулке, где мы на втором этаже снимали угол у Виленчиков, был деревянный, двухэтажный.

Сам Вульф Виленчик был классным сапожником, делал заготовки на томской обувной фабрике; его жена Сима Минеевна вела хозяйство; у них было две дочери подросткового возраста – Сара и Мери.

В конце марта приехала мама и привезла долгожданную весть, что как будто бы в издательстве согласились наконец подписать договор о переводе «Феноменологии духа» Гегеля.

В Москве без папы. Таня, бабушка, домработница Валя, мама и Сережа.

В июне 1936-го к папе в Томск наконец смогла выбраться сестра Маргарита, оставив маленьких детишек на мое попечение.

Константин Михайлович Поливанов, в домашнем обиходе Кот Поливанов, муж моей старшей сестры Маргариты.