Дочь генерала

Зато появление Наташи вызвало у Бориса целую волну ностальгии. Безуспешно прикрывая синяк под заплывшим глазом, он подался в страну воспоминаний.

Борис: из южных воспоминаний

Познакомились мы с Васей на юге. Он проводил отпуск после первой крупной ссоры с женой. Он тогда уже обрел веру и стал посещать церковь. Как это часто бывает в подобных случаях, супруга объявила его психом. Вася, конечно, переживал. Любовь, сами понимаете, уточенная душа художника — и вдруг предательство самого близкого человека…

Я же там бичевал все лето после второго развода, поэтому был веселым и загорелым. Вася отпускные почти все оставил в ближайшей шашлычной, где топил грусть в красном вине, изливая боль души повару Гоги, который умел внимательно и сочувственно слушать. Мало что при этом понимая… Впрочем, Васе нужно было не понимание, а сочувствие. Гоги умел чувствовать и сопереживать. Поэтому его шашлычная так и преуспевала. Стояла на отшибе, а постояльцев там — больше, чем кошек приблудных.

Работал я художественным руководителем в богатом санатории. Стол и проживание у меня были бесплатными, а заработок с халтурками давали материальную свободу. Помнится, стою на перекрестке под пальмой и тщательно прислушиваюсь к себе: чем бы себя побаловать сегодня вечером? Решил ударить по шашлычку. Захожу в шашлычную, смотрю расстроенный мужчина рассказывает Гоги про горести любви, а тот жарит мясо и ему усиленно сочувствует, выпучивая глаза и энергично сотрясая головой. А у меня ж опыт! Шутка ли сказать: двадцать серьезных любовей, триста мелких влюбленностей и два счастливых брака с разводом за плечами. Не сразу, конечно, но все же удалось мне вставить слово в поток Васиных излияний — и он подсел за мой стол.

Слушал я Васю, проникался уважением и понимал, что мой богатый опыт в его случае бессилен. То, что он мне рассказал, стало для меня новостью. Жена его практически предала, а он ее оправдывает и укоряет лишь себя одного. Ну, не типично это!.. Потом только он сказал, что крестился и стал ходить в церковь. Я-то, конечно, стал ему свои претензии к Богу и Церкви высказывать. Чего это, мол, твой Бог так много зла развел на земле? Ну, и все такое прочее… Он же мне обстоятельно и с уважением отвечал. Вижу, у человека вера не только в голове, в мозговых извилинах вращается, но еще глубже прошла — в самое сердце. Много я на него, помнится, богохульства выплеснул, а Вася только улыбался по-отечески. Как там у Евтушенки… что-то вроде, «давайте, мальчики, давайте… сжимая кулачонки потные…» И мы, мол, тоже бывало слюнками брызгали в этих спорах и так далее. Понял я тогда, что ему все мои претензии знакомы. Сам по тому же пути шел и о те же камни спотыкался.

В общем, поверил я Василию. Закончились наш дебаты тем, что я крестился. У моего крестного отца между тем отпуск закончился, и он уехал домой, а я остался. Смотрю: жить начинаю по-новому. Ну да, встаю затемно и в церковь на службы езжу на автобусе рано утром, книги церковные накупил, читаю… Помню, вот это чувство счастья, которое носил в себе… Но что меня удивило — стал я к людям относиться по-другому: я их любил! Добрых, злых, молодых, старых, черных, белых — всех будто увидел другими глазами. Конечно, были там у меня и приятели и знакомые, недруги и даже враги. А тут смотрю: всех люблю, и ни зла, ни обиды нет ни на кого. Это было так здорово!

Прихожу к Гоги в шашлычную и делюсь с ним. А он сказал, что есть у него друг, армянин, с которым он года два, как в ссоре. И хотелось бы ему помириться с ним, да гордость не дает первым подойти. Я говорю, давай вместе сходим. Чувствую, что смогу вас примирить. Гоги взял кастрюлю сациви, бутыль вина и пошли мы к Рубику домой. Поднимаемся в гору, заходим в частный дом и видим: за столом под виноградным навесом сидят армянин с адыгейцем и тревожно так разборку учиняют.

Мы с Гоги садимся, я с ними знакомлюсь. Жена Рубика обрадовалась, тарелки к столу приносит. Я тост произнес за мир и дружбу. Говорил, а сам смотрел сквозь виноградные заросли на сверкающее море и думал про себя, как тут хорошо: море, горы, цветы, парки, вино… И люди такие гостеприимные и добрые. Видимо, это мое настроение передалось окружающим. Смотрю: через час за столом пошла такая красивая дружба… Тут жена Рубика к нам подсела, потом за адыгейцем Русланом супруга пришла и тоже подсела. Потом трое соседей на песни застольные заглянули. Потом отдыхающие со своим вином и закусками… Я же разговариваю, песни пою, а про себя прошу Спасителя, чтобы Он сдружил нас и все распри наши в дым превратил. А море из-за виноградных листьев мне как будто улыбается. Птицы над нами летают и песни звонкие поют. Да глубокой ночи мы веселились. И потом такими друзьям стали — не разлей вода! Жена Рубика Аня мне на ухо сказала: это вас с Гоги Бог привел, ведь Рубик с Русланом были готовы за ножи схватиться — так разозлились. А тут оказалось, что все разногласия можно решить мирно, по-братски, по-соседски.