Дочь Горгоны

– Ну и какой в них толк? – Солунай покачала головой и снова подставила плечо. – Глупости это всё. Нам на приют нужно много еды. Когда куры в лютые холода уходят в болота гонять болотников, нам приходится стрелять глухарей и тетеревов, но этого мяса так мало!

– А разве вашему приюту не положены субсидии от государства? – спросил Никита и осёкся. Девушка не знает, что такое курица, а он начал.

– Сделаем вид, что я не слышала этой абракадабры, – подтвердила его опасения Солунай. – У нас всё хорошо, когда не лезут разные умники со своими курицами.

Она снова остановилась и повернула Никиту лицом к себе. Сквозь очки почти что можно было разглядеть глаза или хотя бы дорисовать их в воображении. Момент был до того хорош, что Никита потянулся к ней губами, но Солунай остановила его холодным:

– Не вздумай снова возвращаться сюда. Удача может и отвернуться. Просто пойми, нам не нужны тут такие, как ты.

Растерянный Никита не придумал ничего лучше, чем ляпнуть:

– Можно тогда я тебя поцелую?

– Чего? – Солунай выглядела до того ошарашенной, что Никита подумал было, что она и про поцелуи ничего не знает.

– Поцеловать – это прикоснуться губами к…

– Я знаю, что такое поцелуй, – сердито прервала его Солунай. – И нет, меня нельзя целовать.

Она несильно оттолкнула его и шагнула назад.

– Но почему? – Никита понял, что его просто бросили посреди леса, и попытался двинуться за ней, но ногу снова пронзило болью, и он остановился. – Почему!

– Я ядовита, – хохотнула темнота, в которой растворилась Солунай.

А вот с другой стороны раздался хруст веток. Никита не успел снова испугаться, как к нему из-за кустов вылетел Пашка.

– Живой! – Пашка тормошил его так, словно не верил в то, что уже видит. – Не сожрал никто! Кит! Как я тебе рад, ты не представляешь!

Теперь, когда кусты были примяты, Никита видел огонь костра совсем рядом – они не дошли до поляны шагов тридцать, не больше.

– Помоги, я ногу подвернул, – попросил он Пашку. В сторону, куда убежала Солунай, он больше не смотрел.

На поляне Егор суетился рядом с высоченным костром.

– Сам пришёл, ну и хорошо, – обрадовался он. – Я уже собирался за тобой идти.

Никита видел, как Егор отводит глаза, и понимал, что он лжёт. Никуда он не собирался, и, если бы не Солунай, Никита так и замёрз бы на дне оврага.

– Рассказывай, – продолжил тормошить его Пашка. – Как ты вернулся с ногой-то? Да и вообще, куда ты так далеко ушёл, рядом не мог облегчиться, что ли?

Он засмеялся, и Никита засмеялся тоже. Потому что выжил, вернулся, несмотря на тварей. Он смеялся и смеялся, пока Егор не сунул ему снежок в рот.

– Чай наливай срочно, сбор успокоительный я заварил, как знал, – отрывисто приказал он Пашке. – Не видишь, истерика у него. Чудовищ он видел, верно говорю, парень?

Никита выплюнул снег и кивнул. Его зазнобило.

Пашка открыл рот и немедленно усадил его поближе к костру, налил отвар и приготовился слушать.

Никита был уверен, что никогда не сумеет связно рассказать о том, что с ним случилось, но вот он сидит у костра, и слова льются и льются, словно не могут остановиться.

– Обалдеть, она снова тебя спасла! – Пашка хлопнул друга по плечу. – Это точно любовь. За это надо выпить!

– Вернёмся – выпьете, в лесу не стоит, – хмуро произнёс Егор. Его история вовсе не удивила.

Никита, впрочем, больше был поражён тем, что Пашка поверил каждому его слову. Он сам бы в жизни в такое не поверил.

– Жаль, топорика у тебя не было, отрубил бы ей голову, в лесу можно, – снова заговорил Егор, когда небо уже зарозовело.

– Кому, этой курице? – зачем-то уточнил Никита. Пашка хихикнул.

– Да нет же, – с досадой ответил Егор. – Солунай. Ни разу её в лесу одну не встречал. То с беловолосым своим, то с директором. А в посёлок если придёт даже, то и вовсе поди тронь её.

Никита моргнул раз, два. Он не мог понять, шутит Егор или говорит серьёзно. Неужели они всё-таки связались с психом? Рядом так же напряжённо молчал Пашка.

– Да пошутил я, конечно, – неловко хохотнул Егор. – А вы и поверили, дурни. Никто твою кралю не собирается резать, нужна больно, слепуха.

– Она не слепуха, – заступился за девушку Никита. – Сквозь очки плохо видно, но я стоял близко, у неё точно красивые глаза. И длинные ресницы.

– Близко стоял? – повторил Пашка с усмешкой. – Целовались?

– Ну, почти. – Никита смутился. Про это он не рассказывал.

А Пашка засвистел, засмеялся, похлопал себя по коленям.

– Ну всё, дурачьё, давайте палатку собирать и возвращаться, – беззлобно прервал его кривляния Егор. – И без того долго до машины с повреждённой лодыжкой добираться будем. Раньше выйдем, раньше вернёмся.

Никита кивнул, радуясь окончаниям расспросов. Ему ни с кем не хотелось обсуждать Солунай и свои заново вспыхнувшие чувства к ней.

А Егор деловито сложил палатку как-то иначе, привязал к лыжам Никиты и на таких импровизированных носилках они с Пашей волокли его к Красным Воротам, где стояла машина. Никите было стыдно, но куда сильнее он был рад, что ему не приходится ковылять самому. Завтра празднование Нового года, он выжил в лесу и теперь будет отмечать его в тепле гостиницы. Это ли не счастье?