— Какая лапочка! — молитвенно сложил руки самый молодой из монахов, худой и жилистый, выглядевший лет на тридцать пять.
— Жалко, что это не мальчик… — разочарованно буркнул второй, невысокий и плотный.
Последний из мужчин довольно усмехнулся:
— Откуда у тебя это необоснованное предубеждение по отношению к женщинам, брат Бонавентура? Ведь сказано в «Евангелии от Сатаны» — и будет она возлюбленной Дщерью Господней, владеющей силой его, добротой его, словом его…
— Ну не знаю, не знаю! — не пошел на попятную тот, кого называли Бонавентурой. — Может, к ней и благоволит даже сама пресвятая Богородица, а по мне — так воины из девиц никудышные!
Молодой монах, явно очарованный рыжекудрой малюткой, весело рассмеялся:
— Вот и прими тогда на себя тяжкий труд по упрочению воинской позиции — найди ее будущего спутника, второго эрайю, и вручи ему крест! Уж про него-то Церковь давно все знает — воин, тамплиер, рыцарь и мужчина, каких мало…
— И найду! — упрямо нахмурился Бонавентура. — Хоть он и оборотень, и кобель изрядный, но мне — по душе!
Монахи довольно заулыбались.
— А ведь похожа, — прилип носом к стеклу молодой монах, — похожа она на отца своего и в то же время на своего легендарного предка по материнской линии — Эмвеля ле Руака!
— И не говори, Лоренцо! — кивнул бритой головой третий монах. — И волосы рыжие от отца — Его Высокопреосвященства Миланского ей достались, и глаза зеленые — точь в точь. А вот упрямый подбородок, нос с горбинкой — это все как на портрете знаменитого трубадура…
— А дар, передался ли ей дар? Как ты думаешь, Бернард?
— Не бойся, Лоренцо! — успокоил товарища брат Бернард. — Чует мое сердце — сбылось все как должно. Поэтому и девочка родилась — чтобы сплести божественное умение творить молитвы с необычной любовью к мужчине…
— Как у Магдалины и Иисуса! — просиял эмоциональный Лоренцо.
Скептик Бонавентура сурово хмыкнул:
— Вот уж, придумали! Не след грешную любовь с божьей волей смешивать.
— Бог есть любовь! — перекрестился мудрый Бернард. — И никого из людей или ангелов сия доля не минует!
— Ой, — почти всхлипнул Лоренцо, — а как же мы теперь скажем кардиналу Збышеку, что его любимая не перенесла родов и скончалась?
— На все воля божья! — карающе возвестил Бонавентура. — Грех есть грех — даже случайный! Отмучалась падшая монахиня.
Но Бернард горестно вздохнул:
— Святая она, как есть святая!
Его неуступчивый оппонент желчно поджал губы, однако спорить не стал. Чего уж скрывать, умершую Маргариту жалели все.
Лоренцо неслышно вошел в бокс и нежно взял на руки так и не проснувшееся дитя.
— Его Высокопреосвященство велел назвать ее Селестиной! — он восторженно улыбнулся. — Имя то какое удивительное — «небесная»!
— Грустит кардинал, — печально признал брат Бернард, — не успел он Маргариту найти и спасти, а ведь как искал… Да все равно — опоздал…
— Да полно вам печалиться, не на похоронах чай! — перебил друзей Бонавентура. — Давайте-ка лучше исполним то, что нам кардинал велел!
— Отдать божье дитя на воспитание проклятой твари! — брат Лоренцо собственническим жестом прижал новорожденную малютку к своей груди. — Не слишком ли это жестоко?
— Не нам судить! — шикнул на него Бернард.
Лоренцо жалостливо шмыгнул носом, любовно качая сверток с малышкой.
— Бедняжка! — заботливо ворковал он. — Подкинуть небесную птаху да в гнездо к злобным стригоям… Воистину, чудны веления твои, Господи!
Глава 7
Жизнь полна несправедливости. Вернее, именно жизнь и есть самая несправедливая вещь из всех, что когда-либо создавались по воле Господа. А может, в этом и проявился его величайший, непонятный нам замысел? Сотворить то, что никогда не станет одинаково доступно для всех. Возможно, для реализации столь изощренного плана у Бога имелись весьма весомые причины, но что-то, или еще правдоподобнее — кто-то, хитроумно подправил пару пунктов этого воистину грандиозного проекта, внеся значительную сумятицу и неразбериху в конечный практический результат. Но, так или иначе, а отредактированная Сатаной игра под пафосным названием «жизнь» стала штукой сложной, неоднозначной и во многом спонтанно зависимой от случайного стечения непредсказуемых обстоятельств. И далеко не всем существам в этом ментально искривленном мире воздается по реальным заслугам, гораздо чаще последствия за те или иные деяния бывают самыми непредсказуемыми.
Все мы неоднократно убеждались — мир принадлежит тем, кто не очень-то старательно коротает жизнь за одними лишь молитвами, смиренно дожидаясь проявления благодатной божьей милости, снисходящей на головы людей добрых и честных. Мир принадлежит сильным. Но, увы, проявление духовной и физической силы слишком многогранно и зачастую выражается как в корыстных, так и в добропорядочных деяниях. «На Бога надейся, а сам не плошай!» — так говорят смелые и решительные, жадно протягивающие руку навстречу капризному случаю. Лучше всех живут те, кто умеет взять от жизни все. Или урвать, кому уж как сподручнее.