Дочь Империи

Улыбаясь сквозь слезы, она позволила своему телу расслабиться и подчиниться мерному покачиванию паланкина. Никто из тех, кто сидел напротив нее за невидимым игорным столом цуранской политики, не узнает о том ходе, который она сегодня сделала… во всяком случае, узнает не скоро. Но зато теперь гарнизон ее поместья, который из-за предательства Минванаби сократился до пятидесяти воинов, будет насчитывать не менее двух сотен. Поскольку серые воины были рассеяны в логовищах по всей Империи, она сможет воспользоваться услугами сегодняшнего пополнения, чтобы набрать новых бойцов. Если бы только ей удалось выиграть еще хотя бы одну неделю после того, как она отправит властителю Минванаби коробку с пером и шнурком! Тогда, возможно, у нее наберется сотен пять — а то и больше — солдат, чтобы отразить его следующую вылазку. Мару захлестывала радость. Она познала победу! И опять в памяти прозвучали голоса. Сестра-наставница предостерегала: «Дитя мое, не позволяй себе возжаждать власти и победных торжеств, ибо бренно и то и другое». Но задорный голос Ланокоты подстрекал ее совсем к иному: «Радуйся победе, пока можешь, Мараанни. Радуйся, пока можешь».

Сон не приходил, и, неподвижно лежа на подушках, Мара улыбалась собственным мыслям. Прекрасно понимая, что ее положение почти безнадежно, она собиралась последовать совету Ланокоты. Надо наслаждаться жизнью, пока жизнь продолжается.

Поскрипывали колеса фургонов, мычали нидры; пыль, поднятая ногами пешеходов, отливала охрой и золотом. Догорела вечерняя заря, и уже в сумерках не правдоподобный караван Мары с разношерстной компанией ратников втянулся в ворота усадьбы Акома.

***

Факелы у главного входа господского дома освещали двор, где царила необычная кутерьма. Надо было принять прибывших ранее мастеровых и землепашцев, то есть накормить их всех, разместить на ночлег и определить на ту или иную работу. Этим и занимался Джайкен со своими подчиненными, отложив все прочие дела. Когда же во дворе появился караван Мары с оборванными, голодными воинами Люджана, Джайкен воздел руки к небесам и стал умолять богов, чтобы закончились поскорее труды этого невозможного дня. Он и сам успел проголодаться, да к тому же ему сильно досталось от острого язычка жены, которая возмущалась, что ей пришлось одной укладывать детей спать. Тем не менее он тут же послал на кухню приказ отварить еще один большой котел тайзы, а также нарезать холодного мяса и подать фрукты. После этого, ни на миг не прекращая кипучую деятельность, приступил к составлению списка новичков: на счетные таблички он заносил имена и делал пометки касательно того, кому нужно подобрать одежду, а кому — сандалии. Пока Кейок распределял новобранцев по ротам и сотням, Джайкен и его помощники собирали бригаду рабов, чтобы подмести полы в пустующих казарменных бараках и разложить одеяла на спальные циновки. Не дожидаясь никаких формальных приказаний, Люджан взял на себя роль офицера, по мере необходимости то подбодряя, то подгоняя кого-то, чтобы помочь в обустройстве своих молодцов.

Из дома вышла Накойя. Шпильки, заколотые впопыхах, торчали из ее прически еще более криво, чем всегда. Она решительно вклинилась в хаос снующих людей, мычащих нидр и скрипучих фургонов и прямиком направилась к паланкину Мары. Она подоспела как раз к тому моменту, когда Мара, опираясь на руку Папевайо, выбралась из паланкина на землю. Уставшая от долгого сидения, ослепленная светом факелов, она все же отметила тот момент, когда командир авангарда безмолвно передал ее на попечение Накойи. Невидимая линия, разделявшая сферы деятельности телохранителя и няньки, пролегала примерно там, где каменная дорожка от парадных дверей упиралась в подъездную дорогу.

Накойя проводила госпожу на ее половину, держась на шаг позади, как положено. Однако едва они оказались в комнате, старая няня жестом отослала служанок и плотно сдвинула дверные створки.

Мара остановилась, чтобы снять браслеты и прочие драгоценности, которые нацепила на себя перед отправлением в путь с единственной целью — выглядеть как можно более легкомысленной. Молчавшая до сих пор Накойя уже не могла больше сдерживаться и самым суровым тоном спросила:

— Как понять твое внезапное возвращение? И что это за оборванцы?

Мара небрежно бросила в ларец брошь и нефритовое ожерелье. Сегодня ей пришлось много пережить: гнетущее ожидание, опасность, опьяняющую эйфорию успеха; После всего этого командирские замашки Накойи довели напряжение Мары до последнего предела. С полнейшим самообладанием она стянула с пальцев все кольца одно за другим и со всеми подробностями изложила план, который она претворила в жизнь ради восполнения потерь гарнизона Акомы. Когда последние украшения, звякнув, упали в ларец, Накойя возвысила голос: