Дочь Каннибала

Одевался он не строго, что молодило его: вельветовые брюки, свитер и твидовый пиджак – просто отставной профессор из Оксфорда. Высокий и худой, он был достаточно подвижен, и только шея (поворачивая голову, он поворачивал и плечи) выдавала закостенелость его старого позвоночника. В ухо был вставлен слуховой аппарат, и я обратила внимание, что он не очень хорошо разбирает слова, когда говоришь, не глядя прямо на него. Под густой, совершенно белой и блестящей шевелюрой сияли красивые синие, правда, чуть слезящиеся глаза. Черты же тонкого, орлиного лица трудно было разглядеть под очень глубокими морщинами.

– Вы, наверное, не поверите, но я каждый день по часу занимаюсь гимнастикой, – сказал он с мальчишеской гордостью, которая просто очаровала меня.

И тогда я стала с мельчайшими подробностями рассказывать нелепую историю исчезновения мужа в аэропорту. Не знаю, зачем я это сделала, наверное, просто выговориться надо было. Феликс Робле слушал внимательно и с сочувствием. Или мне так казалось, потому что красное вино ударило мне в голову.

– Итак, подведем итоги, – сказал Феликс. – Во-первых, налицо исчезновение, причина которого нам совершенно не известна. У нас нет никаких подозрений, никаких следов, никаких интуитивных предположений. Во-вторых, загадкой остается, как удалось Рамону выйти из туалета, чтобы вы его не заметили. По-моему, сейчас надо целиком сосредоточиться на раскрытии этой тайны. Думать не о том, что произошло, а как это произошло. И мне представляется, что существует четыре таких возможности. Первая – он оттуда не выходил.

– Как это понимать?

– Рамон по-прежнему находится в туалете.

– Этого не может быть! Я же сама все осмотрела!

– Конечно, однако существуют двойные стены, лесенки, потайные шкафы. Специалисты из полиции осматривали помещение?

Я молчала: перед моими глазами стоял Рамон за чистой белой кафельной стеной; Рамон, замурованный в бетоне; Рамон задушенный, зарезанный, убитый, мертвый.

– Второе, – продолжал старик – Так же, как в туалете может существовать потайной шкаф, там может быть и потайная дверь. То есть он вышел либо его вытащили через другую дверь.

Феликс умолк и внимательно смотрел на меня.

– А еще? – поторопила я его.

– Третье – он вышел через обычную дверь, когда вы чем-то отвлеклись и не заметили его.

– Нет, этого быть не может. Я долго об этом думала и поняла, что этого быть не может. Я не сводила глаз с этой двери. Знаете, я немножко ненормальная, и меня злит, когда человек вдруг решает отправиться в туалет прямо перед вылетом.

– Тогда четвертое – он вышел через эту дверь, но переодетый. Других объяснений у нас нет. По-моему, нам следовало бы немедля отправиться в Барахас и обследовать этот туалет. Как вам кажется?

Самое удивительное, что мне это показалось разумным. Наверное, только воздействием винных паров можно объяснить, что мысль ехать среди ночи, новогодней ночи, в аэропорт, чтобы обшаривать там общественный туалет, представилась мне вполне нормальной. В один миг я оказалась на переднем сиденье машины Феликса Робле. У него была машина, точнее некое странное транспортное средство – «рено-5», вручную выкрашенный в ярко-желтый цвет с черной полосой, шедшей по капоту, крыше и багажнику.

– Я купил его у одной дурешки из дискотеки. Вид кошмарный, зато дешево и ход хороший, – объяснил сосед.

Мы ехали по Пасео-Прадо в потоке разукрашенных флажками машин. Феликс оживленно болтал, слишком часто отпускал руль, вообще не смотрел в зеркало заднего вида и переходил из ряда в ряд, не включая поворотник. Тесно идущие машины возмущенно гудели, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Я опустила окно до самого низа, от холодного ночного воздуха у меня занемели щеки, но зато прояснялось в туманном хаосе, заполнившем голову. Мы находились на площади Сибелес, и Феликс только что устроил пробку, безнадежно попытавшись сделать запрещенный поворот на скорости хромой черепахи. Водители проклинали нас на все лады. В полном замешательстве я смотрела на своего соседа: он явно не справлялся с ситуацией и совершенно растерялся.

– Старик, тебе место в богадельне! – завопил кто-то возле нас.

И это была правда: теперь я тоже понимала, что Феликс стар, что он дряхлый старик. Какого черта я тут делаю, в такое время, в таком диком автомобиле, с этим необычным стариком восьмидесяти лет?

Однако мы добрались до места. Пару раз мы заблудились, но все-таки доехали. В аэропорту почти никого не было, кроме возбужденных японцев, которые в ожидании посадки бросали друг в друга серпантин. Вход в международный зал мы преодолели, показав лишь свои удостоверения личности, посадочных талонов у нас никто не спрашивал – царила атмосфера праздника и всеобщего благодушия. Феликс быстро вбежал в туалет: я видела, как он скрылся за захлопнувшейся дверью, и меня охватило почти суеверное беспокойство, словно сейчас исчезнет и он, будто эта желтоватая дверь была потайным входом в черную дыру. Но он сразу же позвал меня:

– Идите, здесь никого нет.