Дочь хранителя тайны

Даже когда стало ясно, что живых ос в мешке не осталось, Нора продолжала с сосредоточенным бешенством плясать на месиве. Что-то происходило не только в мире, но и в ее сердце. Той ночью призывной пункт в университетском городке сгорел дотла, и, пока в теплой весенней тьме цвели жаркие языки пламени, Нора видела во сне ос, пчел и больших ленивых шмелей, парящих над высокой травой. Завтра она купит новый пылесос, ничего не говоря Дэвиду, отменит пошив фрака для концерта Кэй и согласится на работу в туристическом агентстве. Приключения и красивая жизнь, да-да, к тому же своя.

Все это будет, но в тот момент она не видела ничего, кроме движения собственных ног и мешка под ними, медленно превращавшегося в грязную кашу из жал и крылышек. Вдалеке бушевала толпа демонстрантов. Рев голосов, ширясь, катился по улицам и долетал до Норы. Кровь стучала у нее в висках. То, что происходило там, у них, происходило и здесь, в тишине за ее домом, в тайных закоулках сердца: переворот, взрыв, нечто такое, после чего жизнь никогда не бывает прежней.

Единственная оса, пожужжав над пламенеющей азалией, гневно унеслась прочь. Нора сошла с измочаленного мешка. Уже абсолютно трезвая, ошеломленная, она пересекла газон, нащупывая в кармане ключи, села в машину и поехала забирать сына из школы, как в любой другой день.

II

– Пап? Папа?

Услышав быстрые, легкие шаги сына на лестнице гаража, Дэвид оторвал взгляд от фотобумаги, которую только что положил в проявитель, и крикнул:

– Секундочку, Пол!

Раньше чем он успел это произнести, дверь распахнулась. В темную комнату ворвался белый день.

– Черт! – Дэвид беспомощно смотрел, как стремительно чернеет бумага и пропадает изображение. – Черт возьми, Пол! Я же сто, двести, тысячу миллионов раз говорил: не входить, когда горит красная лампочка!

– Прости. Прости, папочка.

Дэвид сделал глубокий вдох и успокоился. Полу всего-то шесть лет, а сейчас, в дверном проеме, он казался совсем маленьким.

– Ладно, парень, ничего. Входи. Извини, что накричал.

Дэвид опустился на корточки, и Пол нырнул к нему в объятия, на секунду прижался головой к плечу отца; недавно подстриженные волосы мягко кольнули Дэвида в шею. Пол был подвижный как ртуть, сильный мальчик, внимательный, спокойный, доброжелательный. Дэвид поцеловал его в лоб, жалея о своей несдержанности и чисто профессионально удивляясь изящному совершенству маленьких лопаток, раскрывавшихся под слоем кожи и мускулов, точно крылья.

– Ну? И что за срочность? – спросил Дэвид, отстраняясь от сына. – Что за важное дело испортило мои снимки?

– Папа, смотри! Я сам нашел!

Он разжал кулачок. На ладони лежало несколько плоских камешков размером с пуговицу – тонкие диски с дырочкой посередине.

– Красота, – сказал Дэвид, взяв в руки одну из находок. – Где?

– Мы с Джейсоном вчера шли на ферму к его дедушке. Там ручей, и надо ходить осторожно, потому что прошлым летом Джейсон видел там медянку, только сейчас для змей холодно, вот мы и шли по ручью, а прямо на берегу я нашел камешки.

– Вот это да. – Дэвид коснулся пальцами окаменелостей, изящных, легких, за многие тысячи лет сохранившихся четче, чем на любой фотографии. – Это кусочки морской лилии, Пол. Знаешь, давным-давно большая часть Кентукки лежала на дне океана.

– Правда? Здорово. А в книжке про камни есть картинка?

– Не исключено. Сейчас я здесь приберу, и посмотрим. Сколько там у нас времени? – Он выглянул за порог темной комнаты.

Стоял чудесный весенний день, теплый и нежный, по всему периметру сада цвел кизил. Нора поставила столы, накрыла яркими скатертями, расставила стулья, тарелки, чаши с пуншем, вазы с цветами, разложила салфетки. «Майское дерево», которым служил стройный тополь в центре заднего двора, украшали разноцветные ленты. Нора все сделала сама. Дэвид предлагал помощь, но она отказалась. «Не мешай, – сказала она. – Это будет лучшая помощь». Он и не мешал.

Дэвид шагнул обратно, в багровую темень своей фотолаборатории, прохладной, таинственной, освещенной красной лампочкой и остро пахнущей химикалиями.

– Мама одевается, – сообщил Пол. – А мне нельзя пачкаться!

– Задача непростая. – Дэвид убрал бутылки с проявителем и закрепителем на высокую полку, куда Пол не мог добраться. – Беги в дом, ладно? Я скоро тоже приду, и посмотрим морские лилии.

Мальчик побежал вниз по лестнице. Дэвид краем глаза видел, как он пулей пронесся по лужайке и за ним захлопнулась сетчатая дверь. Дэвид вымыл лотки, поставил их сушиться, вынул из увеличителя пленку и спрятал. В комнате было тихо. Он постоял, наслаждаясь покоем, и вышел. Скатерти трепетали на ветру, каждый стол украшали сплетенные из бумаги майские корзинки, полные весенних цветов. Вчера, первого мая, Пол развешивал такие корзинки на дверях соседних домов. Стучал, потом убегал, прятался и смотрел, как люди их находят. Затея Норы – ее артистизм, энергия, воображение.

Нора, в фартуке поверх кораллового шелкового костюма, возилась на кухне, раскладывала по тарелкам с мясом петрушку и помидоры черри.

– Все готово? – спросил Дэвид. – Сад выглядит потрясающе. Я могу тебе чем-нибудь помочь?