Дочь Клеопатры

— Мой отец покончил с собой по вине твоего отца. И вот твой отец сам убивает себя из-за моего мужа. Мир тесен, не правда ли? Представляю, как твоя мать, собираясь в Рим, воображала себя нашей будущей царицей, желала примерить корону в Сенате. Но римлянам не по нраву женщины, которые разрисовывают лица, наряжаются в нитки бус или плавают в речках. Мы никогда не примем малолетнюю александрийскую шлюшку, мечтающую занять место матери. Я знаю, чего ты хочешь, — со злобой продолжала она. — Чтобы мой муж отослал тебя обратно в Египет. Скорее грек рассчитается с долгами в календы, нежели это случится!

В Риме календами называли первое число каждого месяца; греки не знали подобного дня.

Ливия договорила и откинулась на сиденье. Октавия улыбнулась.

— Очаровательно, как всегда. Лишний раз убеждаюсь, что брат не ошибся, когда выбирал супругу.

Я осмелилась посмотреть на Юлию, но та неотрывно глядела на прялку перед собой. Мы еще целый час работали молча, покуда мужчины развлекались в реке. Постепенно жара стала невыносимой даже в тени, но и тогда мы не тронулись с места. Октавия вытирала пот со лба белой льняной тряпицей. Волосы Юлии слиплись. Представив себе, как брат рассекает прохладные воды Тибра, я ощутила нарастающий гнев. Мама всегда предлагала нам равные возможности. Александра пускали плавать — значит, и я могла. Он учился в Мусейоне — я была рядом. Впервые в жизни единственной причиной запрета стал мой пол.

Наконец мужчины вернулись. Брату хватило ума не выглядеть чересчур довольным. Увидев, как мы изнываем от зноя, он с беспокойством спросил:

— Ну, как порисовала?

— Жарко, — отрезала я по-парфянски. — А ты как поплавал?

— Хорошо.

— Не сомневаюсь, — нахмурилась я. — Все лучше, чем сидеть с этой горгоной.

— Прости, — смутился он. — В следующий раз откажусь…

— Да при чем здесь это, — капризно сказала я.

— Совершенно тебя замучила? — спросил Александр, покосившись на Ливию.

— Хорошо еще, что мы с ней не живем.

Брат передернулся.

— Ладно, идем. — И протянул мне руку. — Галлия всех проводит в Большой цирк.

— Наверное, нам придется стоять на улице и заглядывать через арки?

Александр усмехнулся.

— Марцелл говорил, проход разрешен для всех.

— Видимо, деньги женщин ничем не хуже мужских.

Когда брат ушел на конюшни сменить одежду, Юлия приблизилась ко мне. Все это время она пыталась следить за нашим разговором.

— Слушай, сколько языков ты знаешь?

— Четыре. И еще чуть-чуть по-еврейски.

— Как ты их изучала?

— Впитала, пока росла. Так же как ты — латынь.

— А в школе?

— Шесть дней в неделю.

Юлия призадумалась и тихо произнесла:

— Иногда я пытаюсь представить, что было бы, если бы битву при Акции выиграл твой отец.

— Наверное, тебя бы тогда убили, — честно сказала я.

— Или отправили в Александрию, учиться в Мусейоне вместе с тобой.

Мужчины переоделись и возвратились к нам. Октавия наказала служанке привести нас домой до заката солнца и не давать Марцеллу потратиться до последнего денария, какие бы щедрые суммы он ни сулил охранникам. А тот как ни в чем не бывало спросил у Тиберия:

— Ты с нами?

— В цирк? Нет уж, благодарю покорно.

— А что? — рассмеялся Марцелл. — У тебя есть дела поинтереснее?

— Мы с Друзом пойдем заниматься к Агриппе.

— Опять Саллюстий? — полюбопытствовала я.

— Саллюстия мы проходили два года назад. Сейчас изучаем великих римских полководцев. Брат уже наизусть помнит историю Катилины, вплоть до его восстания против Республики.

— Тогда почему он не учится с нами в школе? — удивилась я.

— Друзу всего девять лет. Но даже он понимает, что наблюдать за конями, которые бегают по кругу, напрасная трата времени.

Мы тронулись в путь. По дороге Юлия обратилась к Марцеллу:

— Зачем ты всегда приглашаешь этого умника?

— Из жалости, — честно признался юноша.

— Вот уж зря, — рассердилась она. — Он ничем не лучше своей мамаши.

— Просто она его запугала.

— Ну и что? — воскликнула Юлия. — Он сам позволяет!

Галлия продолжала идти вперед и не оборачивалась.

— Да ведь у парня нет выбора.

— Мог бы просто молчать.

— Молчание не для Тиберия. Он до последнего вздоха будет жаловаться.

— Тогда зачем это нужно Ливии? — вставил мой брат. — Нашла бы себе другое занятие.

Марцелл красноречиво переглянулся с Юлией.

— Да ведь он — ее главная надежда. Ливия спит и видит сына римским правителем, хотя ему милее было бы вступить в армию и пойти на галлов.

— Но ведь наследник ты, а не Тиберий! — выпалил Александр.

— Сейчас — да. А если случится что-нибудь непредвиденное, если я упаду с коня или получу рану в битве…

— Марцелл! — воскликнула Юлия.

— Что?

— Из наших уст, да Юноне в уши, — напомнила девушка. — Не стоит даже упоминать о таких вещах.

— Почему? — презрительно усмехнулся он. — Полагаешь, богам есть дело до наших речей?

— Отец говорит, что есть.

— Он хочет, чтобы плебеи так думали. Религиозной толпой легче править. Не уродится хлеб или засорится акведук — всегда можно переложить вину на Юпитера.

Помолчав, Юлия проговорила:

— Похоже на правду. Кажется, мой отец не живет, а лишь выступает на сцене. Наверное, поэтому он и выберет в наследники тебя. Ты всегда готов подыграть.