Дочь Клеопатры

— Я слышала о вашей благотворительности беднякам Субуры. По-твоему, это не та же выгода — видеть заискивающие улыбки, наслаждаться почетом? А эти женщины, которые пресмыкаются и целуют ваши ноги…

— Маме никто никогда не целовал ноги! — к всеобщему изумлению, выпалила Антония.

Даже вечно смешливая Випсания закрыла себе ладонью рот.

— Плата — она и есть плата, — ледяным тоном отозвалась Ливия. — Просто я более практична, вот и вся разница.

— Ты очень злая женщина, — произнесла Октавия.

— Злая, зато с папирусовыми болотами. Десятками, дюжинами болот. — Она усмехнулась. — На востоке нет ничего прибыльнее производства папируса. Октавиан подарит мне лучшие участки, какие выберу. Возможно, Селена подскажет?..

— Ну хватит! — Сестра Цезаря порывисто встала, и мне показалось, что она даст невестке пощечину. — Галлия, сегодня можешь забрать девочек пораньше. Прогуляетесь по торговым лавкам.

Юлия вскочила с места, не веря внезапному счастью.

— Да-да, можешь забрать Селену, — проговорила Ливия. — Но дочь Цезаря никуда с вами не пойдет.

— Это моя племянница, — возразила Октавия. — Ты ей не родня, и если я отпустила девушку за покупками, пусть покупает. Попробуй хоть словом ее упрекнуть или наказать за то, что она меня послушалась, и брат обо всем узнает.

Невестка сверкнула глазами, но промолчала. Юлия поспешила взять меня за руку, и Галлия немедленно повела нас прочь. Оказавшись на достаточном расстоянии от чужих ушей, я прошептала:

— И как ты с ней только живешь?

— Ливию больше интересует Терентилла, меня она не замечает.

— Спасибо, — сказала я Галлии.

— Так захотела хозяйка, — скромно отозвалась она. — Я только провожатая.

— Может, сначала зайдем в храм Венеры? — предложила Юлия. — Селена взглянула бы на изваяние своей матери.

— Да, но статую сделали пятнадцать лет назад, — предостерегла рабыня.

— Ничего, узнаю, — пообещала я.

Однако когда оказалась в святилище, невольно пришла в замешательство. Галлия улыбнулась.

— Ну как, найдешь?

В прохладных мраморных залах жрицы стояли на страже храмовых сокровищ. Юлия Цезаря я увидела без труда: слишком уж походил на него наш Цезарион. Рядом стояла Венера, полуприкрывшись тонкой льняной тканью. При виде коллекции сверкающих самоцветов у Юлии загорелись глаза, однако я поспешила мимо. Миновала и восхитительную британскую кирасу, сплошь усыпанную жемчужинами. Я шла от статуи к статуе — и наконец различила ее, но только по александрийской диадеме на волосах.

— Вот эта? — ахнула я.

— Клеопатра Египетская, — подтвердила Галлия.

Юлия догнала нас и жадно спросила:

— Похоже?

Посмотрев на тяжелые груди, римский нос и заостренный подбородок, я грустно покачала головой.

— Нет, не похоже.

Юлия разочарованно заморгала.

— Мама была гораздо стройнее, — пояснила я. — И ее ладони казались даже меньше моих.

— Правда? А лицо?

Я пригляделась. Скульптор правильно передал форму губ и насыщенно-янтарный оттенок глаз; все остальное было далеко от правды.

— Она выглядела проще, — призналась я. — И нос был… другой.

Юлия посмотрела на застывшую рядом вторую статую Цезаря и вздохнула.

— Значит, ее любили не только за красоту.

Я кивнула.

— Она знала множество языков: египетский, эфиопский, еврейский, арамейский, медийский, парфянский…

— Латинский, — подхватила моя собеседница.

— Разумеется. И конечно, умела жить.

— Скажи, а история про выпитую жемчужину — это правда?

Мама частенько рассказывала нам с Александром об их второй встрече с отцом. Желая впечатлить Марка Антония своим богатством, она обещала устроить самый дорогой пир в его жизни, а подала на стол один-единственный кубок. И на его глазах растворила в вине крупнейшую из своих жемчужин. Я грустно улыбнулась, вспомнив: иногда мама отпускала довольно злокозненные шутки.

— Да. Это чистая правда.

— Хотела бы я, чтобы о моей матери слагали легенды.

— Она жива?

Юлия напряглась.

— Где-то там! — отрезала она, но не стала вдаваться в подробности. — Еще говорят, Клеопатра учила тебя красить лицо. А мне покажешь?

— Госпожа Ливия этого не одобрит, — вмешалась Галлия.

— А мы тайком, — взмолилась дочка Цезаря. — Пожалуйста, нам же совершенно некогда развлекаться.

Провожатая помедлила — и сдалась.

— Вперед! — скомандовала Юлия. — Идем на улицу этрусков.

— Там продаются египетские товары?

— Там продается все!

Галлия послушно тронулась в нужном направлении. Интересно, что подумали солдаты-охранники, когда их оставили за дверями лавки, торгующей афродизиаками из Египта и крашеными бусинами?

— Это нужно для волос, — принялась объяснять я. — Но только по очень торжественным поводам.

Юлия запустила руки в коробку с фаянсовыми бусинами и с наслаждением просеяла их между пальцами.

— Сколько таких понадобится?

— Для тебя? — воскликнула я. — Ты ведь не собираешься…

— Почему нет? — усмехнулась она. — Завтра все идут в театр. Перед выходом меня и нарядишь.

— Ливия будет против, да и Октавия не обрадуется.

— А нам-то что за дело? — отмахнулась Юлия. — Пока кто-нибудь заглянет, мы все уже снимем.

Я замешкалась, и она радостно обратилась к лавочнику:

— Нам всю коробку.

— В-всю? — пролепетал старик.

— Да. И побыстрее. Счет пришлете отцу.