Α девушка вдруг чётко поняла, что сейчас сделает. И даже хлопнула себя по лбу: растяпа, могла бы сообразить и раньше! Она с трудом дождалась окончания занятий, прибежала к себе в комнату с такой скоростью, будто за нею бесы гнались. Нашла карточку старого Црная, отправилась с этой карточкой в магазинчик госпожи Весны и там на всю сумму накупила стеклянной нити, самых разных расцветок.
Легче не стало. Но возникло ощущение правильности происходящего. Так было надо. Именно так.
В комнате Хрийз вывалила приобретённое на постель. На столе бы оно не уместилось. Получился огромный ворох, больше даже, чем когда вязала покрывало для Здеборы. Что делать с этим сокровищем, девушка еще не придумала. Его ведь надо было потратить полностью, а остатки, если таковые будут, сжечь…
Покрывало не свяжешь. Не позволят Младе оставить при себе такое покрывало. И не покрывало здесь нужно, нет. Что-то другое. Но что? Книга аль-мастера Ясеня подскажет!
Хрийз вытянула из короба драгоценную книгу, начала медленно листать страницы.
***
Берег к северу от Сосновой Бухты поднимался отвесными уступами, этакой гигантской лестницей, почти под самое небо. На самой верхней естественной террасе серебристая с синеватым осенним отливом степь доходила до края обрыва,и синее озеро доверчиво глядело вверх большим удивлённым глазом.
Холодный вoздух был чист и прозрачен, ветер не ощущался совсем, и тишина стояла глубокая, полная,только откуда-то снизу доносился слабый рокот прибоя. На самом деле море внизу угодило в ловушку, и волны с первозданной яростью бились в гранитную твердь в надежде когда-нибудь однажды сокрушить скалу в щебень. Но это свершится еще очень нескоро. И верхняя терраса оставалась настолько далека от свирепой ярости неукрощённой водной стихии, что вечная битва долетала сюда лишь негромким, на пределе слуха, ворчанием…
Пахло полынью, поздними цветами, лёгким вечерним туманом и почему-то мёдом. И если лечь на спину и долго-долго смотреть в небо, непременно появится удивительное чувство, будто тебя укачивает, как в колыбели…
– Сердишься? - спросил Гральнч виновато
Хрийз шмыгнула носом, но промолчала.
Гральнч хуже Яшки , а еще разумный. Пока поднимались сюда, ущельём, козьими тропами, он учудил. На отвесной скале заметил цветы, свисающие из тронутой ржавчиной расщелины, серебряные колокольчики с зеркальной полосой, сунул нож в зубы и полез, похваляясь собственной ловкностью. Хрийз рта раскрыть не успела, а он уже был в метрах трёх от тропы…
Цветок он чин чином выкопал, аккуратно вытащив из расщелины длинные корешки – ювелирная работа! Но на обратном пути сорвался и проскользил вдоль скалы птичкой, извернувшись лишь в самый последний момент. И остался лежать неподвижно. Даже аура как-то побледнела. Хрийз оказалась рядом в два прыжка. Тронула за плечо, переворачивая, ожидая увидеть разбитую в хлам голову. А этот идиот, придурок, паразит, – засмеялся!
Хрийз от избытка чувств наобзывала дуралея от души. А он только кивал, смотрел преданно, говорил покаянно: «Да, я дурак, прости…» и протягивал добычу: тебе подарок, для тебя подарок, возьми…
Вон он, этот цветок, в питьевой кружке, корешки присыпаны землёй. Пришлось поҗертвовать посудиной,иначе обратно не донести. Тонкие, словно бы из фольги вырезанные чудесными ножницами, лепестки, изящные листья… Если удастся укоренить, будет радовать до середины зимы. Зеркальный колокольчик, в проcторечии – зеркальник, символ стихии Земли, полумагическое растение, по поверьям приносит удачу...
Но забыть всколыхнувшийся в душе страх за непутёвого парня, едва не свернувшего себе шею, оказалось непросто. Красота верхнего озера не спасала. Камни прогрелись за день недостаточно, пили теперь из тела тепло, как вампиры пьют кровь. Воздух горчил полынью. И сердце трепыхалось, проколотое насквозь злой иглой.
– Прости, – еще раз повторил Гральнч. – Но невозможно было удержаться! Ты такая потешная, когда злишься…
Хрийз стисңула зубы. Что с ним, с дураком, сделать, как доставить в его тупой… – вспомнилась вдруг Хафиза Малкинична и слово «мозг» легко и естественно заменилось на «межушный ганглий»! – простую истину: есть вещи, с которыми не шутят.
– Не буду злиться! – заявила она зло.
– Помнишь, как мы в первый раз познакомились?
– Ты меня напугал тогда до полусмерти, – мрачно сообщила Хрийз. – Когда из бассейна высунулся.
– А я про трамвайную конечную. «Белую поляну»… Помнишь?
– Не сворачивай в лес, - сердито сказала она. - сГрай, дурак, не шути ты так больше! У меня сердце остановилось, а тебе всё хохотарики. Потешная, когда злюсь! Как смешно, ха-ха! Расплескал бы ты мозги по камням, было бы ещё смешнее.
Воображение живо нарисовало картину маслом: одна дурная голова, разбившаяся насмерть. Невыносимо! Хрийз отвернулась, кляня себя за проклятую влагу под веками.
Гральнч коснулся её плеча. Она отдёрнулась. Не хотела его видеть, слышать, ощущать. Дурак! Набитый.
– Ты плачешь, ша доми, - тихо сказал он, бережно удерживая её руки. - Не надо… я не стою этого... не плачь…