Дочь княжеская. Книга 1

— Потому, са од моар, что княжне было всё равно. Не то, чтобы именно его не любила. Она вообще никого не любила. Не умела. Но любовь парня учитывала. Как и мою жалость. Она учитывала всё! В Долине Звенящих Ручьев… — он помолчал, потом сказал. — Нет, не расскажу, ни к чему оно, теперь-то. Но именно Звенящих Ручьях я окончательно понял, кто такая княжна Браниславна и что она такое. Злое, несчастное, исковерканное войной существо. Говорят, не то отравили её, не то дали знать о себе старые травмы… А я так тебе скажу: это её собственные страх, боль и ярость против неё же обернулись. Душу ей выжгли, и душа отошла. Пора бы уже Будимировичу перестать умом скорбеть, предать тело честному погребению да обряд поминовения справить, как положено. И жениться уже наконец на какой— нибудь девице знатной, род поднимать. У него ведь даже бастарда нет, нехорошо. Как и у этого тБови, будь неладен. Что эти двое себе думают, Острова и Сиреневый Берег под соседей подложить? У тех сыновей младших непристроенных дополна… еще и передерутся. На радость Потерянным Землям. И за что воевали, спрашивается?..

Хрийз подняла голову, стала смотреть на купол, на который сквозь пелену лёгкой метели падали косые, зеленовато-жёлтые лучи неяркого зимнего солнце. Отчего-то до слёз было жалко княжну. То ли из-за детства её, сожранного давней войной, то ли из-за Пальша Црная, не умевшего найти для своего бойца доброго слова. Наверное, будь княжна мальчишкой, говорили бы иначе… Но мальчишка не пролежал бы в коме двадцать лет. Не выдержал бы! Хрийз не знала, откуда взялась такая уверенность. Она просто знала.

И была права, хотя, конечно же, о своей правоте не задумывалась. В любом мире женщинам дано больше сил, чем мужчинам. Женщина служит любви и жизни, в этом её суть, источник её силы. И если по какой-либо причине она переступает в себе запрет на убийство, то становится на страшный путь разрушения и смерти. Ломая себя, кромсая душу, растаптывая в себе всё, что ещё могло бы сохранить в ней человека. Не приведи судьба встретить на своём пути такую!

Не говоря уже о том, чтобы полюбить

Солнце низко висело над застывшим морем, касаясь краешком диска далёких островов. Набережная изгибалась подковой, выбрасывая надо льдом прямые иглы причалов. И как же здорово было не просто чувствовать на щеках острые иголочки мороза, а видеть цветные тонкие снежинки, танцующие в солнечном луче. Не просто ставить сапожок на дорожку и слышать хруст и скрип под подошвой, а видеть собственный свой след, остающийся на снегу. Ощутить сквозь перчатку стылый холод гранитного парапета и увидеть серый в крапинку старый камень, отшлифованный до зеркальной гладкости…

Хрийз с удовольствием всматривалась в детали окружающего мира, любовалась оттенками, в каждом встречном предмете подмечала ту или иную особенность; ничего подобного за ней раньше не водилось. Зрение — великий дар! Девушка осознала это в полной мере. Куда-то на десятый план отошли все беды и горести, тоска, неумение прижиться в новом мире, собственная неприкаянность и страх перед будущим. Хрийз — видела. Всё остальное не имело значения.

Сегодня наконец-то выписали из больницы. С предписанием приступить к работе послезавтра. Окровенно говоря, Хрийз очень боялась, что работу потеряет. Столько болеть! Но обошлось, слава богу. А то куда тогда идти, обратно в Службу Уборки проститься?..

Дома, — если только можно было назвать домом ту маленькую служебную квартирку, которую девушке предоставили на время работы, — ждал сюрприз.

Возле дверей стояли большие короба, окованные серой сталью. Всего их было восемь. Массивные, тяжёлые. Хрийз попыталась открыть один, ничего не вышло. Стальные уголки вспыхнули на миг слабым сиянием и угасли. Магия! Короба были надёжно запечатаны от постороннего любопытства. Но что они здесь потеряли, если их нельзя открыть? Отправитель ошибся адресом?

Хрийз внимательно осмотрела каждый короб. Не сразу, но заметила прикрепленное к одному из них сопроводительное письмо. Письмо аккуратно свернули трубочкой, перевязали сиреневой ленточкой и скрепили узел печатью. Посылка с уведомлением о прочтении. Хрийз решительно протянула руку.

— Стойте! — окрик от двери заставил вздрогнуть и отшатнуться от письма, как от огня.

На пороге стоял, — как, когда, откуда успел возникнуть? — незнакомый моревич с длинными, до плеч, белесыми волосами. Не молодой, но и стариком не назовешь, неопределенного возраста. Не по погоде легко одет: серый костюм, серые же ботинки, и все…

— Стойте, госпожа Хрийзтема, — повторил он. — Не трогайте.

Хрийз взглянула на него в магическом спектре. Лучше бы не смотрела! Тусклая серая аура неумершего давила мощью, почти беспредельной. Справившись с эмоциями, Хрийз обнаружила, что впечаталась лопатками в стену. Ужас не спешил отпускать, сковывая позвоночник смертным холодом.

— Не бойтесь, — примиряюще сказал моревич. — Я не причиню вам зла… По крайнеймере, сейчас.