— Для того, чтобы ослабленная душа получила силу и нашла путь к новому рождению, — строго сказала Здебора. — Да. Надо будет сжечь.
— Да вы просто не видите, какая это… какое это чудо! — Хрийз прикусила язык.
Напоминать Здеборе про её увечье было уже слишком. Но она не обиделась ничуть.
— Не вижу материальный мир, да, — сказала она. — Зато вижу линии судеб, узоры сил и могу собрать их в едином артефакте. Красота — мера всего; если что-то получается правильно
, оно обязательно будет и красивым тоже. Такую работу могу выполнить только я, а больше никто в нашем мире. Когда меня не станет, придётся отправлять кого-то из девочек в Имперскую Академию прикладных искусств; даже не знаю, кого. У всех дар еле теплится, по-хорошему, им ещё работать над собой и работать.— Подождите, подождите… Это как это вас не станет?!
— Я не переживу родов, это же очевидно, — спокойно выговорила Здебора.
— Кто вам сказал?
Она пожала плечами:
— Сама чувствую. Не надо, Хрийзтема. Не надо жалеть меня. Я сама пошла замуж, сама решила зачать… За того, кого любила всегда, от кого хотела родить всегда. сПай… добр ко мне. Мне этого довольно.
— А умирать зачем? — заикаясь, спросила Хрийз. — Вы ведь живёте! Мыслите! Существуете! Зачем хоронить себя до срока?
— Глупая ты, — улыбнулась Здебора. — Маленькая. Не понимаешь ничего. Ты уж учись. А то тоже… до срока похоронят.
Хрийз закусила губу. Она видела, теперь — видела, магическим зрением и зрением обычным, — печать обречённости, невыразимым пеплом лежавшую на душе младшей жены старого Црная. Она умрёт в родах. Всё. У этого знания было повелительное чувство предвидения.
— Я не знаю… ну я не знаю же… Может быть, я могу что-то сделать? Я же Вязальщица, в конце концов!
И снова чудесная улыбка, словно маленькое солнышко.
— Ну, что ты можешь сделать такого, чего не смогли сделать Сихар и Хафиза Малкинична? Лучшие целители даже не Третьего мира, а вообще Империи. Они не смогли, а ты вдруг сможешь? Не будь глупой, Хрийзтема. Выкинь из головы, хорошо? Давай о деле. Я хотела тебя видеть, чтобы просить помощи; поможешь?
— Конечно!
— Помнишь тот макет на площади?
— Границу с Потерянными Землями? — уточнила Хрийз.
— Не могла бы ты присмотреть за ним? Я тебе дам… ключ
. Ты просто ходи туда раз в два-три дня и присматривай. Если вдруг что… Если заметишь что-то. Нарушение границы или что. Активируешь ключ, а уже он поднимет тревогу, дальше не твоя забота. Ключ при тебе всё время должен быть, на всякий случай. Сможешь? Мне просто некому доверить. Ты — способна проследить, любой другой у нас здесь — нет. Я говорила с отцом, он обещал найти… хранителя. Но я не знаю, когда он вернётся, а следить за системой сама уже не могу. Возьмёшься?— Да, конечно. Возьмусь…
— Но помни, — Здебора подняла палец. — Только в крайнем случае!
Ключ оказался неказистым карандашиком на шнурке. Хрийз подумала, и навязала шнурок на цепочку раслина. Раслин свой она носила под одеждой, чтобы не каждый видел и округлял на него глаза. Теперь привычка пригодилась.
Домой возвращалась в полном раздрае. Зацепила обречённость Здеборы, зацепила сильно, не давала покоя. Ну да, Сихар и Хафиза. Лучшие. Но они ведь целители. Це-ли-те-ли! А она, Хрийз, Вязальщица. Она не могла объяснить, в чём дело, но всё в ней восставало против печального исхода, а ещё она знала, чувствовала, что могла бы помочь, что именно Вязальщики в таких случаях умели помочь. Привязать душу матери к детям и миру, и не дать уйти никому из них. Надо внимательно прочитать книгу аль-мастера Ясеня. И после смены сразу же поехать в Сосновую Бухту, в библиотеку, порыться в книгах, найти ответ…
Она не знала, какой объём информации ей предстояло проглотить и переварить. Но даже если бы знала заранее, не отступила бы ни за что.
В ней начало просыпаться профессиональное упрямство.
Вечер не удался.
Всё валилось из рук, в буквальном смысле. Хотела продолжить работу над заказом, и мало что вышло: нити путались, спицы падали, булавки кололись. С таким противодействием лучше не работать вовсе, подождать лучших времён. И тут же страх липкими мурашками по спине: а вдруг лучшие времена никогда не настанут? И придётся коротать жизнь криворучкой. Хрийз внезапно осознала, насколько вплелось вязание в её жизнь, хоть магическое, хоть простое. Без него будет кисло.
Она отложила работу, потянулась. Решила, раз дело не идёт, почитать книгу, набраться, так сказать, ума.
Но книга захлопнулась сразу же и открываться не пожелала. На немой вопрос почему, пришёл ехидный отклик: 'потому!' Если бы книга имела язык, она бы его непременно показала.
Книга порой вела себя как живое существо, с собственной волей и чувствами. Зла от неё Хрийз никогда не видела, но капризы, вот как сейчас, случались. И уж упрямства тогда выдавалось — вагон с тележкой. Захлопнулась, значит, всё. Хоть на коленях стой или на брюхе ползай.
— Ах так, — сердито сказала Хрийз. — Ну, и лежи тогда!
'Ну, и буду лежать',— всем корешком сообщала книга, показывая мысленный язык ещё раз. Зараза.