Млада сидела под крышей, у окна. Перебирала подарок — деревянные украшения: серёжки-висюльки, колечки, браслеты и цепочку с хитро наверченным узлом из такой же деревянной снизки. Купила уже на набережной, переплатила, как подозревала Хрийз, с избытком. Но Младе, видать, было важно лишь, что нашла именно то, что хотела.
— Красиво, — сказала Хрийз. — А кому везёшь? Сестрёнке?
— Нет, — мотнула головой Млада. — Свекровушке младшей.
Немая сцена. Опять шок. Сказала — младшей, значит, есть и старшая!
— А сколько у тебя свекровей? — осторожно спросила Хрийз.
— Две, — рассеянно отозвалась Млада.
Понятно, у свекра две жены, значит. Младшая и старшая. Нормально, что. Бывает…
— Что же старшей тогда ничего не даришь? Обидится.
— Нет, не обидится. На что обижаться?
— Ну, как же. Одной привезла, про вторую забыла…
Млада расхохоталась:
— Глупости какие… Здеборка у нас просто дитё дитём, ей бы в куклы играть, а она замуж выскочила, сама по весне родит… Куклы, кстати, знатные делает, известная кукольница. Ты её вязать по-своему поучи, она до подобного рукоделия жадная. Дерево любит, жемчуг и платину не носит, не нравится ей.
Млада задумчиво протянула цепочку сквозь пальцы, покачала рукой. Сказала грустно:
— Редко кому к двадцати годам удаётся сохранить в себе ребёнка, Хрийз. И если такой человек оказывается вдруг в твоей семье, всё сделаешь, чтобы долбанная эта правда долбанной нашей жизни не скоро до него добралась. Здеборку нашу все любят, её невозможно не любить. И ты полюбишь, когда увидишь…
В окно хлестнуло длинным водяным шлейфом: катер слетел с волны и развернулся в сторону открытого моря…
Жемчужное Взморье представляло собой узкую полоску берега между горным хребтом и морем. Ещё издали Млада показала линию домов, выстроившихся в ряд друг за другом. Чёрточки волноломов казались на таком расстоянии тоненькими велосипедными спицами. Катер какое-то время шёл параллельно, потом развернулся. Берег надвигался медленно и неспешно, как в замедленном кино.
В поселении была всего одна жилая улица, она шла вдоль побережья, щетинясь причалами. Катер подошёл не к общественной набережной, а именно к той, что принадлежала семье Млады: это входило в стоимость билета. Насколько Хрийз поняла можно было дополнительно оплатить швартовку рейсового катера у своего причала только в дневной рейс. Утренние и вечерние такую опцию не предоставляли…
Ребята из команды катера помогли вынести на причал вещи. Легко и быстро, на раз-два. Попрощались, прыгнули обратно на борт катера, и тот ушёл, отправился дальше по акватории поселения…
— Не переживай, — утешила Млада подругу, начавшую опасаться за свои вещи. — Никуда отсюда они не денутся. А, вон, это за нами!
К ним подошёл высокий молодой моревич в облегающем белом костюме. Млада порхнула к нему с завидной скоростью. Повисла на шее, и не сразу вспомнила, что не одна. Голубки влюблённые, да. Вечность друг друга не видели: целых два дня. Парня звали Таачт Црнай, Млада представила его как своего супруга. Выделила интонацией, мол, не заглядывайся, моё! Хрийз только фыркнула про себя. Во-первых, женатый. Во-вторых, жаба оранжевая. Больно надо, на такого заглядываться.
Семья Црнай жила в Жемчужной Взморье с довоенных времён. Держали жемчужные фермы, выращивали счейг, славились ювелирным делом. Вообще, поселение являлось вполне себе автономной единицей, здесь было всё: ткацкая фабрика, небольшая больница, собственная рыболовецкая компания, множество мелких ремесленных мастерских, в их числе — кукольная студия госпожи Здеборы Црнаёг, второй жены старого Црная…
Млада рассказывала, пока шли к дому, рассказывала с гордостью, глаза горели. Неудивительно. Хотя могла бы предупредить. Хрийз столько уже прочитала про подвиги главы семьи, Пальша Црная, что поневоле ёжилась: предстояла встреча с живой легендой Сиреневого Берега. Как тут не испугаться заранее?
Причал закончился у широкой арки белого камня. Красиво. Морские ворота домовладения… Ворот, впрочем, как таковых не было, но под аркой дохнуло кратковременным жаром, а за нею воздух уже был тёплым, как в летний день. Хрийз развязала и откинула капюшон, осматриваясь.
Первым бросился в глаза резной столб в человеческий рост. На столбе сидела, поджав ногу, громадная серебряная птица. Невероятно изящная, несмотря на размер, каждое пёрышко словно на станке выточено, с филигранной скрупулёзностью робота. Внезапно птица открыла глаз — кошачий, золотисто-зелёный с вертикальной щелью зрачка, и хрипло каркнула. Хрийз от неожиданности попятилась.
Таачт причмокнул, сказал негромко:
— Своя.
Раслин дрогнул, потеплел. Дохнуло привычной жутью, сопровождающей любое магическое воздействие. Птица смешно кивнула и вновь застыла неподвижной статуей.
— Не видела никогда сийгов,
Хрийз только головой покачала: нет.