Дочь княжеская. Книга 1

Хрийз вспыхнула. Не рассказывать же ей о Несмеяне! Смешно получится. Здрасьте, я ваша тётя, то есть, хочу замуж за мужчину вашей старшей дочери, ныне покойной…

— Видишь, как просто? — спросила Пельчар с улыбкой. — Ты не приняла бы его неумершим? Ответь себе, мне не надо, ты отвернулась бы? Ушла?

Хрийз попыталась представить себе Несмеяна Некрасова упырём. Таким как Мальграш или таким как Ненаш. И не смогла. Но вопрос Пельчар звучал убийственно, проникая в самую душу: ты бы ушла? И Хрийз честно сказала себе: да ни за что!

— Вот и я не смогла, — тихо сказала Пельчар. — Пойдём… Покажу, где тебе лечь. Уже поздно, давно пора спать.

Световой день неумолимо уменьшался, и по утрам над городом стояли малахитовые сумерки, настоянные на терпком осеннем тумане. Туман поднимался на улицы от моря, размывал искры фонарей в тёплые шарики, сочился влагой с неподвижных, не облетевших ещё до полной наготы тёмных ветвей.

— Когда у тебя свободный день? — спросил Гральнч.

— К концу восьмицы, а что? — думая о своём, переспросила Хрийз.

Они шли по улице к трамвайной станции 'Горная Поляна'. Торопиться не было нужды, вышли заранее. Ненаш не вернулся к утру; Пельчар сказала, что ждать незачем. Его по трое-четверо суток после таких вызовов не бывает, это нормально…

— Да так, подумал, — сказал Гральнч. — Просто подумал, если ты свободна, я бы показал тебе город. Подводную его часть. Ты же там не бывала, верно? Можно взять батискаф, но лучше гидрокостюм, так интереснее.

Он ещё что-то говорил, а Хрийз сложила два и два — безапелляционные высказывания Юфи, слова коллеги Гральнча, Милы, — и сразу по спине хлынули мурашки.

— Гральнч, ты…

Он остановился так резко, что Хрийз едва не влетела в него. Чудом успела отшагнуть назад.

— Да, — ответил он на невысказанный вопрос. — Ты мне нравишься.

Откровенно. Прямо. И что теперь с этим делать?

— Гральнч…

— Что, скажешь, дурак? — насупился он. — Все меня за дурака держат, и ты тоже. Да, идиот… напугал тебя тогда, из-под воды. Но ведь за такие глупости не расстреливают?

Хрийз вспомнила пруд-бассейн, выход на поверность из подводной части города, оранжевую руку, высунувшуюся из-под бортика и схватившую за запястье, собственные испуг и злость… Нет, за это не расстреливают. По башке, может, и стоило бы тогда дать, но и только.

— Глупости, — решительно заявила девушка. — Я давно забыла уже.

— Правда?

Хорошая у него улыбка, добрая. И сам он незлой, в общем-то, парень. Ну, жаба оранжевая. Бывает. Хрийз вдруг с удивлением поняла, что перестала реагировать на моревичей с прежней нервностью. Притерпелась к ним. Привыкла. Люди как люди…

— Прости, Гральнч, — сказала она. — Ты — хороший парень, не хочу тебе врать. Я не могу…

— Почему? — тут же спросил он. — Ты свободна, насколько я знаю…

Как же всё оказалось сложно здесь! Насколько просто там, в родном мире, настолько же сложно — здесь. Там, дома, никаких проблем не было вообще. Христинка не считала себя раскрасавицей, но и дурнушкой не была, и знала об этом. Ребята общаться не отказывались, и Олег… Там, дома, был у неё Олег. О котором она вспоминала сейчас редко, с острой иголочкой вины и боли. Кольнёт, и отпустит.

— На мне же свет клином не сошёлся, — сказала Хрийз, припомнив одну из бабушкиных поговорок. — Вокруг много других девушек…

— А ты одна, — упрямо сказал Гральнч.

— Другой кто-то на уме есть? — понял он. — И кто же? Я его знаю?

— Гральнч, это уже слишком, не находишь? — тихо предупредила Хрийз.

— Вот так всегда, — сказал он, с досады рубанув воздух ладонью. — Красивая, умная, и — не моя…

— Прости…

Но не встречаться же с ним из жалости? Не будет добра. Бабушка говорила, жалость унижает. Был с нею разговор как-то, об отношениях и жизни. И она сказала именно это: жалость унижает. В любви — особенно.

Уличный туман тянул между ними прозрачные щупальца, разделяя незримой стеной. Не соприкоснуться, не подойти. Малое расстояние, всего два или три шага, но ведь не преодолеть…

— Пошли, — не глядя, буркнул Гральнч. — Опоздаем…

Позже, занимаясь очередной клумбой под не по-осеннему жарким солнцем, Хрийз говорила себе, что пора открыть глаза и розовые линзы из них вынуть. Их же видно, твердила она себе. Их сразу видно. Что сына мастера лШоти, что вот хоть Гральнча Нагурна. Если парень тобой интересуется, это видно сразу. Взяла злая досада: жабы оранжевые цепляются, а тот, ради кого босиком по углям пошла бы с радостью, мимо проходит, едва кивнув.

Надо честно признаться себе самой: нужна ты учителю Несмеяну ровно так же, как тебе Гральнч или лШоти-младший. Да, больно. А что делать? Ну, что? Насильно мил не будешь, права народная мудрость.

Хрийз выпрямилась, опёрлась на грабли, давая отдых спине. Отсюда, с этой площади, хорошо было видно море, набережную. Сторожевые корабли как раз покинули причал и торопились вдаль, к выходу из бухты. Может, ещё один раз заглянут в гости до ледостава, а может быть, и нет. Как им карта ляжет, военно-морская.