Дочь княжеская. Книга 1

Усталое тело уже не просит, — ревёт об отдыхе. Тяжёлый переход, бесконечные бои, жизнь загнанной в угол крысы… видел крыс в домах у береговых, мерзкие твари… и бросить бы всё, не мучиться, залечь на дне и умереть. Но руки держат, держат, держат…

Несмотря ни на что.

Вопреки всему…

Хрийз выронила ложку, и та звонко запрыгала по полу. Спину стянуло неприятным чувством: внимание тех двоих, казалось, на живую стаскивает кожу.

— Очень похожа, — тихо спросил моревич. — Странно, правда?

— Потом, — резко оборвал его береговой.

Тишина.

Хрийз уставилась в миску. Холод недоброй тайны дохнул в затылок, потёк по спине мелкими мурашками. 'На кого я им похожа?'— мучительно думала Хрийз. — 'Что им тут такого странного?'

— И что ждать от имперских эмиссаров по весне, как думаешь, Эрм?

— Ничего хорошего, — откликнулся береговой. — Приедут… и с ними — целитель Славич.

— Ах, ты ж, беда какая…, — ругательство повисло в воздухе невысказанным. — Плохо.

— Плохо, — в тон отозвался береговой.

Хрийз потёрла салфеткой вспотевшие ладони. Эрм… Имя берегового цепляло, будоражило. Как будто, — если только можно сказать такое об имени, — оно было дверью, разделявшей миры. И вот дверь приоткрылась…

Эрм… Эрма-а-арш, раскат боевого грома и сторожевые дредноуты третичей рассыпаются пеплом… Мир вздрагивает, рождая громадную волну, и волна идёт на берег, заслоняя собой солнце. Солнце мутным размытым пятном смотрит сквозь толщу поднятой воды и солнечный диск похож на лик Бога и из Божьих глазниц словно бы сочатся слёзы.

Рвётся Грань мира, смешивая живое и неживое в единый, всё сокрушающий огонь…

…волна до неба…

… солнце в центре её…

Тьма.

Голова болела, в ушах стоял гулкий звон. Прикосновение ощутилось далёким, как из другой Вселенной.

— Как вы?

Знакомый голос. Память внезапно опознала его: да Пальш Црнай же! Вот кто разговаривал с береговым Эрмом.

Чашка с супом упала и разбилась. Почему-то белые осколки в жидком, пахнувшем рыбой пятне вызвали нестерпимые слёзы. Было жаль чашку, несъеденный суп, а ещё больше было жаль себя. Солёные щёки утирать было бесполезно: по ним без перерыва текло.

— Сихар… где Сихар?

— Я здесь.

Тонкая оранжевая ладошка коснулась щеки, и сразу же стало легче. Словно камень с души сняли. И вот ведь удивительно, сколько Хрийз до сих пор встречала магов, все они источали особенную жуть, неизбежную при сильном Даре. Но Сихар не производила никакой жути.

Сихар Црнаяш, вломилась в сознание память, первая жена старого Црная и по совместительству, главный целитель Жемчужного Взморья…

В ушах шумело, перед глазами всё плыло, неспешно закручиваясь в белый, ватный какой-то круговорот. Тошнило, но уже не так сильно. Наверное, весь ужин вывалился вон, иначе с чего бы держался во рту мерзкий, будто жидкостью для снятия лака приправленный, привкус.

— Ах ты ж сволочь, — задумчиво выговорил откуда-то сверху голос берегового Эрма.

Голос звенел от гневной ярости так, что в ватном коловороте, заменившем собой зрение, отчётливо потрескивало искрами.

— Натянул девчонку на сеть и ещё заставляешь её жемчуг тебе со дна таскать. Совесть где? Атрофировалась за полной ненадобностью? Ей же ещё и десяти нет! А я не верил ещё, когда услышал…

Пальш Црнай злобно буркнул что-то про трепливых кровососов, и береговой повысил голос:

— Ненаш Нагурн от навьей правды ни на шаг не отступил за всё время, что я его знаю. А знаю я его практически с самой инициации. Но не от него одного слышал. Я не верил, теперь вижу сам. Кто ты? Куда ты дел того парня, с которым мы вместе брали Алую Цитадель?

— Уймитесь, — строго посоветовала Сихар.

— А ты куда смотрела? — спросили у неё тем же яростным тоном.

— Я вернулась вместе с тобой, Эрм, — сухо напомнила целительница. — Забыл?

Хрийз закрыла глаза. Она ощутила спиной пол, холодный и твёрдый, и какой-то камешек, впившийся в позвоночник, и негреющий солнечный луч на лице, проникший через панорамное окно. Силы не возвращались.

На лоб легла прохладная сухая рука.

— Как ты, милая? — участливо спросила целительница.

Хрийз открыла глаза, долго всматривалась в её оранжевое лицо. Жабой назвать даже в мыслях не получилось. Сихар была красива. Очень красива, несмотря на возраст и статус.

— Не пугайся; спи. Всё хорошо, милая. Всё хорошо…

Сон утянул в мягчайшую перину забвения почти мгновенно.