Дочь княжеская. Книга 3

И в этой оценке звучало ревнивое: «хотел бы я сам когда-нибудь достигнуть такой же силы!»

— Ну…это… ты поправляйся, сГрай, — сказала Хрийз, глядя на свои руки. — Пойду…

Гральнч шагнул к ней, взял за руку — теплая у него оказалась ладонь, теплая и

такая знакомая… и вдруг ткнулся лбом ей в плечо, как котенок:

— Хрийз… прости дурака…

— Ты чего… — растерялась она.

— Прости идиота. Я сам не знаю, с чего я тогда… и почему так… Ну, вот я такой…

— Балбес оранжевый, — вздохнула Хрийз

— Ага, — не стал он спорить.

Хрийз потянулась к нему, замешкалась, потом все же провела ладонью по волосам, и Гральнч сразу же отстранился, прижал ее ладошку к своей щеке. Как будто не расставались никогда. Как будто ничего не было — ни непонимания, ни обиды. Мир замер в длинном мгновении, забыв дышать.

— Не будь дураком больше, сГрай, — попросила она.

— Не буду, — пообещал он.

Глаза в глаза. И не оглядываться больше, ни о чем не думать и не переживать, вообще все забыть, забыть, как страшный сон, не было ничего, никогда, нигде. Они стояли так очень долго, не решаясь обняться, не говоря уже о поцелуе, просто стояли, смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Как в первый раз. И так вдруг захотелось пробросить этот миг в бесконечность, застыть его, не дать ему завершиться!

Хлопнула дверь и волшебную реальность разорвал недовольный голос Хафизы Малкиничны:

— Хватит! Нагурн, в воду, режим. А ты… то есть, вы, ваша светлость. Кыш отсюда!

Хрийз пожала плечами, — с врачами не спорят, особенно с Хафизой.

— Я потом еще зайду! — пообещала она Гральнчу.

И, уже открывая дверь, споткнулась на пороге: Хафиза сказала странным изменившимся голосом:

— Не потом и не зайдешь.

Хрийз стремительно обернулась. Она уже слышала как-то раз такое, и видела, и ей было страшно тогда, она помнила. Страшно стало и сейчас. Взгляд Хафизы словно провалился куда-то в бездну, глаза из синих стали черными, бездонными.

— Если нет судьбы, это означает только одно: судьбы нет, — тяжело продолжила целительница. — Смерть — в небе, смерть — в море, смерть — на Грани. Сделай все правильно и не доживешь до лета…

— Хафиза Малкинична! — не выдержала Хрийз.

Хафиза вздрогнула, приходя в себя.

— В чем дело? — резко спросила она.

— Н-н-ни в чем… — заикаясь, ответила Хрийз.

— Так, — взглядом Хафизы можно было смело пепелить врага любой прочности и любого размера. — Я что-то сказала. Что?

Она хотела сказать «забудь», как тогда, поняла Хрийз. Но за спиной уже стояла Лилар, девушка чувствовала присутствие неправильной горничной очень остро. Сумрак — одна из Изначальных Сил, и она так же опасна, как две другие. А у Хафизы Посвящения не было. При прочих равных это — проблема. Хафиза, может бьггь. Высший маг и второе после князя лицо в Сосновой Бухте, зато у Лилар — вся мощь одной из Изначальных Сил плюс боевой опыт, поневоле задумаешься, стоит ли связываться.

Целительница потерла лоб двумя пальцами. Вздохнула:

— Не берите в голову. Переутомление. Нагурн, в воду, живо, режим!

Гральнч торопливо нырнул, но не удержался, скорчил под водой рожу, зашевелил возле ушей пальцами. Хрийз прыснула в кулачок: Хафиза в исполнении Гральнча получилась до ужаса точной.

— Вон из палаты!

Пришлось подчиниться. У первой же развилки, с прудом-входом в подводную часть больницы, Хрийз опустилась на скамеечку — ноги не держали. Лилар присела рядом, обняла за плечи. Они долго сидели, смотрели на воду, на то, как снуют, то поднимаясь к поверхности, то опускаясь на самое дно, золотистые рыбки-дети.

— Хафиза — оракул, — сказала Лилар наконец. — Редкий, очень редкий дар. Самый неустойчивый, самый непонятный из всех, изученных до сих пор. Если бы вы не перебили ее, ваша светлость, она могла бы говорить долго. И внятного в ее речи было бы немного.

— Внятного — может быть, немного, — согласилась Хрийз. — А такого, что потом сбылось бы?

Лилар поставила брови домиком:

— Вы уже видели Малкиничну в трансе?

— Д-да… один раз… почти сразу, как я сюда попала.

— Что она говорила?

— Про ураганы и стихийные бедствия со всех сторон света…

«Ледяной буран идет с севера, огненный ураган — с юга, песчаная буря с востока, восставший пепел с запада…» — эхом отдались в памяти слова Хафизы

— Еще?

— Еще про сЧая, и про седьмую дочь древнего рода. Видите, это сбылось! Я же не знала тогда, кто я, и Хафиза не знала, а про вал седьмой с моря — ну так вот же, война. И посвящение стихией Жизни я на море приняла.

Хрийз поежилась, вспоминая ту жуткую волну, с пенными черепами. И костомар. И раненого Ненаша. Как давно это было, вечность назад! И как недавно — всего лишь летом этого года…

— Хрийз, — Лилар впервые назвала подопечную коротким именем, — под слова оракула можно подвести что угодно! Они не дают ничего, это не пророчество и не ясновидение, это просто — набор слов, который иногда — иногда, то есть, очень редко, слышите меня, ваша светлость? — в части своей попадает в точку. Остальное услышавший додумывает себе сам.

— Но ведь не просто додумывает? — спросила Хрийз. — Ведь Хафиза Малкинична не зря боится себя саму в таком состоянии? Она мне в прошлый раз велела, чтобы я все забыла!