Дочь княжеская. Книга 4

сТруви медленно перевёл на него взгляд.

— С трудом, — признался он. — Но оно того стоило, не находишь?

Ответом ему была сплошная брань, ни одного нормального слова.

— Мой лучший ученик, — грустно сказал на это сТруви, сокрушённо качая головой. — Моя гордость, моя надежда. И самая моя большая неудача. Вот что власть с неокрепшей душой сотворить может. И я, дурак старый, упустил такую гнильцу в твоей душе. А ведь она там была! С самого начала. Я тебе шанс дал, а ты им как воспользовался? Тьфу!

— Да пошёл ты со своей моралью в! — бешено выразился лТопи.

сТруви ничего не сделал, просто стоял, просто смотрел. Но как-то так стоял и так смотрел, что костомары одна за другой переползали к нему и к нему за спину, и там упокаивались, рассыпаясь на мелкие косточки, а сеть чужой злой ворожбы продолжила рваться, ни к чему не успевая прилипнуть.

— А! — вскрикнул Лае, заслоняясь рукой, и вдруг завыл, падая на колени — А-а-а-а!

Хрийз всхлипнула, подползла к сЧаю, ткнулась лицом ему в колено. Тот склонился над нею, подхватил на руки…

— Не смотри, ша доми. Не смотри…

Но это веки можно было закрыть и не смотреть глазами. Магическое зрение осталось при княжне, у неё и раньше выключать его по желанию не всегда получалось, а уж теперь…

Теперь она видела, чувствовала, воспринимала всем телом, как сплетённая свернувшим с ума Лае смертоносная сеть стягивается вокруг своего же создателя. Стягивается, скручивается, впивается в его ауру острыми крючьями. Всё, что приготовлял для других, теперь сполна получал сам.

Крик звенел, ввинчиваясь в самую душу.

— Хватит! — не выдержала Хрийз. — Перестаньте мучить его!

— Я еще даже не начинал, — недобро объявил сТруви. — Слишком много в нём мертвечины и не своего, награбленного у других, добра. И меня разбудил, собака! Пусть не надеется на лёгкий уход.

— Папа, — донёсся вдруг от входа в пещеру — светло-серого провала в стене — тонкий детский голос. — Выплюнь бяку.

— Мила! — воскликнула Хрийз.

Мила шла спокойно, не вздрагивая при виде пятившихся от неё чудовищ. Логично, она сама чудовище, вот порождения злого мага и дёргаются — им тоже не хочется связываться. Но что-то с Милой было не так. Совсем не так. Вообще не так. Хрийз не могла понять, что именно.

Мила шла, и следом за нею поднимались из грязи, гнилья и крови цветы. Прозрачные, на трогательных тонких ножках, колокольчики. Стремительно заплетающие стены лианы. Лилии, розы, ромашки, метёлки полевых колосков, и многие другие, названия которых не вдруг выкопаешь в памяти. Цветы слабо светились, легко и непринуждённо заполняя пещеру эманациями стихии Жизни.

Костомары, соприкасаясь с цветами, осыпались наземь отдельными косточками, и кости таяли, превращаясь в такие же цветы. Хрийз почти видела, как расправляют нежные крылья заточённые в костомарьих телах пленные души. Расправляют и с тихой, тонкой музыкой уходят вверх, вверх, на Грань, к новому рождению.

На Миле не было одежды, только связанное Хрийз покрывало. И не было характерной для неумерших тусклой серой мертвечины в ауре, которой вдоволь было в Дахар и ещё больше — в самом сТруви.

Аура девочки полыхала чистым, как слеза, сиянием безудержной жизни. Она подошла к поверженному магу. Тот скулил, закрывая лицо руками, — не мог вынести сошедший к нему свет той Стихии, которую он предал и всячески уничтожал.

— Ступай с миром, — тихо сказала ему Мила. — Лёгкого дождя на твоей дороге.

Сгорбленная фигура начала таять, исчезать из реальности.

— Не проводишь? — спросил сТруви у девочки.

Мила покачала головой.

— Проводи ты, па. Теперь можно.

И сТруви исчез, уходя на Грань следом за лТопи.

Упала тишина. Полная, гулкая, прерываемая лишь звонким перестуком капели где-то в глубине. Мила подошла к неподвижному Яшке, бережно взяла его на руки. Яшкины крылья бессильно свесились, переломанные сразу в нескольких местах… У Хрийз острой иголочкой горя прокололо насквозь сердце: Яшка умер ради неё, ради того, чтобы найти за Гранью и провести из мира в мир… а теперь снова раз умер, на этот раз навсегда.

Но Милу, похоже, это не смутило.

— Лети, — серьёзно сказала она, подбрасывая тяжёлую птицу в воздух.

Все дружно выдохнули: Яшка развернул крылья! Раскрыл клюв в яростном крике, закружился у Милы над головой, а потом рванулся к хозяйке. Хрийз едва успела подставить руку: птиц упал с высоты тотчас же. Раскрыл громадные крылья, обнимая своего человека. Хрийз гладила фамильяра по голове, по жёстким перьям на спине и плакала. И плевать было, что все вокруг её слёзы видят. Плевать. Яшка — живой…

Потом вломилось в сознание, что он действительно живой!

Ни следа тусклого серого сияния неумершего. Ни единого некротического пятнышка. Это снова была живая птица!

— Мила! — воскликнула Хрийз. — Но как…

Мила подошла — на её пути продолжали вырастать цветы и распадаться костомары, и Дахар резко шарахнулась в сторону: «не надо!» Мила кивнула ей, и прошла мимо.

— Вставай, — сказала она младшему Рахсиму. — Не лежи на холодном камне — простудишься.

Тот метнул неверящий взгляд на свою разлохмаченную ногу. Сквозь дыры в одежде виднелась здоровая плоть…