Дочь колдуньи

— Он там, он там! Я вижу, как он что-то шепчет ей на ухо… — И через некоторое время: — Смотрите, меня снова укололи!

Мать скрестила руки на груди, но по-прежнему не обращала внимания на беснующихся девушек, и главный судья снова спросил у нее:

— Что за черного человека ты видела?

На что мать спокойно отвечала:

— Я не видела никакого черного человека. Я видела только вас.

Наступила тишина, а потом из задних рядов послышался тихий смешок. Главный судья заморгал, будто его ослепил яркий свет, нахмурился и указал на девушек:

— Можешь посмотреть на них и не свалить их с ног взглядом?

— Если я на них посмотрю, они станут притворяться, — ответила мать, но судья снова указал на девушек, и, когда мать повернула голову в их сторону, они тут же попадали на пол, визжа и царапая себя, будто их повалили наземь и четвертуют.

Истерика произвела на судей нужное впечатление, и третий судья, до этого молчавший, встал и сказал:

— Видишь, ты смотришь на них, и они падают.

Мать подошла ближе к судьям и сказала громким голосом, чтобы ее было слышно, невзирая на стоящий гул:

— Это неправда. Дьявол лжет. Я ни на кого не смотрела, кроме вас, с тех пор как вошла.

Затем девушка по имени Сюзанна впала в транс — ее тело будто одеревенело, она задрожала мелкой дрожью, словно от какой-то душевной муки, и, указывая пальцем наверх, в балки потолка, закричала:

— Неужели ты могла убить тринадцать человек!

Другие девушки тоже посмотрели на балки, потом стали тыкать в них пальцами и лезть под лавки, будто хотели спрятаться.

— Смотрите, там тринадцать духов! — кричали они. — Видите, как они показывают на хозяйку Кэрриер! Она убила тринадцать человек в Андовере…

Мужчины и женщины, собравшиеся в молитвенном доме, все как один подняли глаза к потолку и отпрянули к выходу. Ричард слышал, как одна женщина, стоявшая рядом с ним, сказала другой:

— Это правда. Прошлой зимой она убила тринадцать человек, наслав на них оспу. Я слышала, она привезла ее из Биллерики. Об этом многие говорят.

Мать сделала несколько шагов в сторону девушек, и они были так поражены, что на мгновение затихли. Она повернулась к судьям и сказала:

— Стыдно вам слушать этих девушек, которые явно выжили из ума.

Девушки завопили с новой силой:

— Вы видите их? Духов!

Судьи заерзали на своих местах и стали передвигать стулья, как делают люди, сидящие под деревом, чтобы на них не упал птичий помет. Некоторые мужчины в ужасе бросились прочь из молитвенного дома, будто их жизни грозила опасность, некоторые из женщин потеряли сознание и стали сползать со скамей. Все указывали на темные тени, сгустившиеся под потолком. Люди крутили головами на задеревеневших от страха шеях. Даже Ричард не удержался и взглянул вверх, пытаясь рассмотреть духов. Низкорослый судья спросил мать чуть ли не умоляющим тоном:

— Разве ты их не видишь?

— Если я вам отвечу, вы не поверите, — сказала мать, и Ричард понял, что возможен лишь один конец.

Девушки завопили в унисон:

— Ты видишь их… Видишь…

Мать указала на них пальцем, строго, как судья, и сказала:

— Вы лжете. Ваши обвинения ложны.

Припадки у девиц усилились и сделались такими неистовыми, что главный судья вызвал салемского шерифа для проведения испытания касанием.

Шериф схватил мать за руку. Вперед вышла девушка по имени Мерси Льюис и, дотронувшись до руки матери, тотчас успокоилась. Судья велел связать мать по рукам и ногам, и ее связали толстой веревкой. Тогда девушка по имени Мэри сказала судьям, что хозяйка Кэрриер являлась ей во сне и призналась, что все последние сорок лет была ведьмой. Когда мать волокли из зала суда, она все же успела выкрикнуть:

— Интересно получается. Выходит, мне было всего два года, когда я стала ведьмой. Я что, при помощи погремушки колдовала?

Как только мать удалили из зала суда, девушки успокоились и вели себя тихо, пока для допроса не выводили очередного мужчину или женщину. Ричард видел, как шериф бросил мать на другую телегу и направился на юг, в сторону салемской городской тюрьмы. Она лежала на голых досках, потому что на дно повозки даже не положили солому. Ричард двинулся следом, но мать отрицательно покачала головой, и ему ничего не оставалось, как возвращаться назад в Андовер. Он пришел домой до ужина и рассказал нам об увиденном. Мы сидели молча в косых лучах сумеречного света. Но до того, как совсем стемнело, я вышла из дому, и, хотя отец позвал меня обратно, я не ответила и побежала бегом на постоялый двор Чандлера. Я решила поджечь их коптильню или отрезать волосы Фиби Чандлер, пока та спит, но у меня с собой не было ни факела, ни острого инструмента. На подходе ко двору я увидела трех мужчин, занятых сооружением какой-то хозяйственной постройки, а к ним с ведерками, наполненными провизией и пивом, направлялась Фиби Чандлер.

Я перебежала через дорогу и, невидимая в вечерних сумерках, затаилась среди чахлых сосенок, окружавших постоялый двор с трех сторон. Я подождала, пока работники закончат ужин, соберут инструменты и разойдутся. Фиби осталась подбирать остатки еды и пива.