Дочь короля

– Владеть другим человеком – грех! – «И держать другого человека в неволе, в клетке, – тоже!» – мысленно добавила она.

– Вздор! Кто внушил тебе такие мысли?! Какие еще опасные идеи ты переняла?!

Мари-Жозеф не решилась сейчас заговорить с ним о русалке. Она взяла Ива за руку:

– Не сердись! Ты пользуешься благосклонностью короля. Он обещал наделить меня приданым и найти мне мужа! Так что ты вполне можешь позволить себе великодушие. Наша сестра…

Ив в раздражении швырнул намокший хлеб на стол:

– Приданое? О каком приданом ты говоришь? В разговоре со мной король ни разу не упоминал, что хочет выдать тебя замуж.

– Я думала, ты будешь радоваться.

– Ты очень изменилась, и мне это не по нраву, – отрезал он. – Ты говорила, что твое единственное желание – помогать мне в работе, но…

– Как я буду тебе помогать, запертая в монастырских стенах?

– Но ты же должна где-нибудь жить, пока я путешествую…

– И мне запретят там заниматься науками и станут обвинять в…

– Версаль – не место для девицы.

– Если бы я вышла замуж, то перестала бы быть девицей.

– Может быть, – предложил Ив, – если бы ты вернулась в Сен-Сир…

Мари-Жозеф постаралась сдержаться. Если она даст брату понять, как ужаснул ее такой план, он решит, что она сошла с ума. И возможно, не ошибется.

– Мадам де Ментенон велела всем наставницам постричься в монахини. Вот почему мне пришлось уйти.

– Возвращайся. Посвяти себя Господу.

– Я никогда не приму монашества.

Внезапно их перебил звон и бряцание тяжелых золотых монет. Великолепная в своем гневе, Халида, широко размахнувшись, швырнула на пол пригоршню луидоров. Монеты покатились и запрыгали по ковру, застучали по дощатому полу, бренча, убежали в угол.

– Я сама себя выкуплю. Если этого недостаточно, я заработаю еще.

Надменная, словно придворная дама, Халида облачилась в новое роскошное платье синего, оттенка индиго, шелка. В иссиня-черные волосы она вплела длинную нить блестящего жемчуга.

– Откуда все это? – поразился Ив. – Откуда у тебя это платье и драгоценности?

– От мадемуазель, от мадемуазель д’Арманьяк, от мадам дю Мэн, от королевы Марии!

Ив подобрал монеты.

– Я подумаю о твоей просьбе… когда ты раскаешься и вернешься к истинной вере.

Мари-Жозеф выхватила у него монеты и стала насильно пересыпать в ладони Халиды.

– Это твои деньги и твоя свобода, никто не посмеет их отнять!

– Все равно будет по-моему! – крикнул Ив и выбежал из комнаты.

– Он не со зла, – сказала Мари-Жозеф. – Он просто…

– Он просто наслушался дьявола, который хочет обратить в рабство всех турок. Христианского дьявола, папу.

Люсьен с трудом взбирался по Королевской лестнице. У него болела спина. Он предпочел бы сейчас скакать верхом на Зели, но ему предстояло слушать чтение дневников маркиза де Данжо, в которых скрупулезно отмечалось все касающееся его величества, и наблюдать за реакцией короля.

Мушкетер с поклоном распахнул перед ним дверь в покои мадам де Ментенон.

Его величество, сидя в кресле, тихо беседовал со своей супругой, а та кивала в ответ, склонившись над очередным вышиванием. Люсьен не стал разглядывать гобеленовую ткань у нее в руках: ему не хотелось созерцать очередную сцену сожжения.

– Здравствуйте, месье де Кретьен, – поприветствовал адъютанта его величество. – Кантен, бокал вина господину де Кретьену.

Люсьен поклонился королю, благодарный за знак столь милостивого внимания.

– И поставьте бокал месье де…

Однако лакей не успел выполнить повеление его величества; его отвлекли шум и возмущенные крики за дверью. Кантен бросился унимать буянов.

– Неужели это месье де Данжо?! Быть не может! – воскликнул король.

– Месье, я не пропущу вас! – раздался голос Кантена. – Его величество уединился со своими советниками.

– Вы хотите сказать «со своей любовницей»? Пропустите меня!

Месье прорвался мимо стражников, но тут дорогу ему преградил великан и силач Кантен, с гневно встопорщившимися усами. За спиной месье, на лестничной площадке, в ужасе замер месье де Данжо, помедлил секунду, осторожно попятился и был таков.

– Пропустите моего брата! – приказал его величество Кантену, подчинявшемуся ему одному.

– Сударь, положите конец этому фарсу! – Месье ворвался в апартаменты мадам де Ментенон, громко топая под стать рассерженному цирковому пони, такой же растрепанный и смешной.

– Фарсу, братец?

– Почему до меня доходят сплетни, что мой близкий друг женится на провинциальной выскочке из колоний?

– Возможно, потому, что ваш «близкий друг» не счел нужным сообщить вам об этом? – предположила мадам де Ментенон.

– Вы же видели, как я соединил их руки…

– Для танца!

– …и не стали возражать, дорогой братец.

– Дорогой братец?! – Голос герцога Орлеанского чуть было не сорвался на крик. – И вы можете так ко мне обращаться?! Вы вознамерились похитить у меня самое дорогое, мое единственное утешение, мою единственную отраду! Прямо у меня на глазах, нимало не стесняясь моим присутствием, вы отдаете его руку…

Люсьен желал бы оказаться за тридевять земель. Он невольно стал свидетелем отвратительной сцены и знал, что этого ему не простят.