Он стал демонстрировать иллюстрацию зрителям. Пока большинство аплодировало Мари-Жозеф и ее трагическому повествованию, слуга успел поравняться с графом Люсьеном и попытался торопливо пройти мимо, но тот схватил его за запястье, остановил и взял у него из рук рисунок.
«Еще совсем недавно та же участь, что и женщину на рисунке, могла ожидать мою мать. Еще совсем недавно так же, как этого ребенка, могли утопить меня», – подумал Люсьен.
Русалка внезапно смолкла.
– Это все. – Голос Мари-Жозеф задрожал. Она обернулась к морской женщине. – Как ты могла, за что?
Русалка пронзительно вскрикнула, бросилась спиной в бассейн, подняв целый сноп брызг, и издевательски захохотала, как не способна захохотать ни одна тварь. Если прежде Люсьен сомневался, что русалка – разумная женщина, то теперь у него исчезла и тень сомнений: он готов был поверить всему, что скажет о ней Мари-Жозеф, и даже больше.
Охваченный гневом, Люсьен встал и покинул шатер. Он не хотел, чтобы кто-то увидел, как он теряет самообладание.
Люсьен сел у Зеркального бассейна. «Если броситься в воду, – подумал он, – можно как-то остудить ярость. Но если я брошусь в воду, точно утону. Так что уж лучше буду кипеть от злости».
– Граф Люсьен! – К нему подбегала бледная от отчаяния Мари-Жозеф. – Простите меня, я не хотела, уверяю вас, я правда не хотела, неужели Шерзад могла так жестоко!..
– Имейте смелость, по крайней мере, признаться, что вы мне отомстили.
– Я вам отомстила? За что?
– Я же отверг ваши чувства…
– А я сейчас стремлюсь с вами поквитаться, как оскорбленная кокетка? Сударь, как вы могли подумать…
– А чего вы ожидали от безобразного, уродливого карлика? – наконец не выдержал Люсьен.
– Граф Люсьен, я люблю вас.
– Что ж, это ваш злой рок.
– Ваша душа прекрасна. От меня не укрылась ваша доброта…
Она помедлила.
– Разве вы не поняли, что я сказала? Я люблю вас.
– Меня любят многие женщины. Я весьма щедр, а потом, я опытный любовник.
– Вы очень надменны, сударь.
– Я ведь предупреждал вас, и у меня есть основания для высокомерия. Мой род восходит к паладинам Карла Великого, в то время как многие нынешние герцоги и маркизы – обыкновенные выскочки… Я пользуюсь доверием короля. Я наследник огромных поместий и богатств…
– Мне это безразлично! – воскликнула Мари-Жозеф. – Если бы вы не были Люсьеном де Барантоном, графом де Кретьеном, я бы любила вас не меньше.
– Вот как? Выходит, если бы я был голодающим крестьянином, которого подвергают порке за то, что он не в силах заплатить налоги, пока его хижину разоряют солдаты его собственного короля, – вы бы любили меня по-прежнему?
– Вы же атеист, а я все равно люблю вас.
Это прозвучало так смешно, что присущее Люсьену чувство юмора победило гнев. Он рассмеялся, а когда приступ веселья прошел, сказал Мари-Жозеф:
– Мадемуазель де ла Круа, если бы я родился в крестьянской семье, меня еще в колыбели продали бы цыганам. Или утопили бы, как ребенка в рассказе Шерзад.
– Помилуйте,
– Мадемуазель де ла Круа, вам нужен муж.
– Да, граф Люсьен, – мягко сказала она.
– Я никогда не женюсь. И никогда не произведу на свет дитя.
– Но у вас все складывается чудесно. Вас любит король, вас все уважают…
– Меня терзает боль, – внезапно проговорился он, открыв то, что много лет таил от всех, кроме возлюбленных…
– Никому не удается избежать боли…
– Вы не имеете представления, о чем говорите, – перебил он, раздраженный ее самоуверенной неосведомленностью. – Я испытываю боль каждое мгновение. Кроме тех, когда люблю женщину. – Он помедлил, а затем продолжал: – Если я люблю женщину, если по-настоящему
– Если мы выбираем любовь, – возразила она, – то Господь Бог не дает нам выбора, у нас все равно родятся дети.
Он не выдержал и рассмеялся.
– Бог тут совершенно ни при чем. Даже совершенно лишенный воображения любовник способен вспомнить о предохранении. Есть только один способ зачать ребенка, но тысячи способов заниматься любовью… Я никогда не женюсь, – повторил он.
– Зачем вы мне это говорите? – воскликнула она. – Почему просто не сказать, что вы не питаете ко мне никаких чувств, что вы не любите меня?
– Потому что я обещал всегда говорить вам правду, если таковая будет мне известна.
Она замолчала, мучимая надеждой и замешательством.
– Вы по-прежнему хотите быть со мной? – спросил Люсьен.
– Я… Грешно задавать такие вопросы, граф Люсьен. Я не могу… – Она покраснела и, запинаясь и беспомощно разводя руками, произнесла: – Церковь не одобряет… Мой брат никогда бы не позволил…
– Меня совершенно не волнуют церковные установления или требования вашего брата. Меня волнует лишь одно: чего хотите
В ответ она сбивчиво пробормотала:
– Если вы женитесь, ваши дети могут… Или не могут…
– Мой отец – карлик. Он ушел в отставку, увечный…