Дочь короля

– Поверьте, это всего лишь семейная ссора, не больше! – взмолилась Мари-Жозеф.

«Наверное, он подслушал, что сказал Ив, – подумала Мари-Жозеф. – Неужели утверждать, что король должен подчиняться папе, – значит совершать государственную измену? Или это значит только разгневать его величество, а это, в сущности, то же самое?»

– Пожалуйста, разрешайте семейные разногласия в другом месте.

– Благодарю вас за совет, граф Люсьен.

«Он не донесет на нас королю, он всего лишь предупреждает, что вокруг немало тайных осведомителей», – с облегчением решила она.

Он холодно поклонился и исчез. Мари-Жозеф, почти лишаясь чувств от голода, думала только о том, как бы поскорее прекратить спор с Ивом и отправиться ужинать. Но брат повел ее вглубь парадных апартаментов. Салон Меркурия был скупо освещен и совершенно пуст. Мари-Жозеф спрашивала себя, могут ли они остаться тут наедине, в обществе одного лишь Меркурия. Вестник богов проносился по потолку: в мерцающем свете свечей, казалось, трепетали перья петухов, которые влекли его колесницу.

– А как же русалки? – напомнил Ив. – Как только я завершу вскрытие, Академия потребует твои рисунки. Ты все успеешь?

– Кантата – это произведение на несколько минут.

– Рисунки важнее.

– Я их подготовлю, – пообещала Мари-Жозеф. – Я тебя не подведу. Ты доверял мне в детстве. Неужели сейчас ты не простишь мне один-единственный маленький проступок? Ты мне уже не веришь?

– Ты изменилась, – сказал он.

– Ты тоже.

– Его святейшество недоволен тобою.

– А его величество мне благоволит.

Рука об руку, в полном молчании, Мари-Жозеф и Ив прошли по Салону Меркурия. «Моим рисункам не будет равных, и между нами снова воцарится мир и согласие», – подумала она.

В Салоне Марса месье Гупийе дирижировал сарабандой. Под размеренную музыку посреди зала танцевала одна-единственная пара. Конечно, это был Лоррен, его высокую, стройную фигуру ни с кем нельзя было перепутать. Он и его партнер поравнялись, замерли, повернулись и разошлись в такт медлительной мелодии.

Лоррен и месье танцевали, безучастные к присутствию музыкантов, к взглядам Мари-Жозеф и Ива. Месье поднял взор на своего друга; Лоррен наклонился и поцеловал его. Густые локоны темного парика Лоррена на миг скрыли лицо месье. Плавным, скользящим движением вступая в следующий шаг сарабанды, Лоррен встретился глазами с Мари-Жозеф.

Он улыбнулся ей и как ни в чем не бывало продолжал танцевать.

Ив заторопился прочь из музыкального салона, увлекая за собой Мари-Жозеф, гневно сжав губы и играя желваками на скулах. Он протащил ее мимо бильярдных столов Салона Дианы и остановился лишь на пороге переполненного Салона Венеры, где жадно поглощали ужин королевские гости. Из Салона Изобилия сюда долетали аппетитные запахи, и у Мари-Жозеф сразу потекли слюнки.

Ив не мигая смотрел на нее, и его синие глаза почти почернели от ярости.

– Тебе не пристало присутствовать при таких зрелищах! – произнес он. – Брат его величества пользуется…

– Чем? Месье – добрейший человек на свете. Да что тебя так разозлило?

– Они же целовались! – Ив осекся. – Ты не понимаешь причины моего негодования? Хорошо, тем лучше.

– А почему месье не может поцеловать друга? Лотта же целует меня.

Поначалу это удивляло Мари-Жозеф, ведь любые проявления чувств в монастыре воспрещались. Сестры убеждали воспитанниц, что любить надлежит одного лишь Господа.

Она высоко ценила расположение Лотты и не рассталась бы с ней даже в угоду брату.

– Мужчины не должны целоваться. Впрочем, обсуждать это непристойно. Не будем более говорить об этом.

Мари-Жозеф тяжело было это слышать. В детстве, когда они совершали совместные вылазки на пляжи, болота и поля Мартиники, ничто не могло укрыться от их любопытства. Мари-Жозеф жалела, что брат так изменился. Но и она изменилась: из маленькой девочки, готовой восторгаться братом, следовать за ним повсюду, шалить и проказничать, она превратилась во взрослую женщину, до сих пор готовую восхищаться братом, следовать за ним повсюду, но только не подчиняться ханжеским предписаниям.

Он провел ее по теплому, светлому и шумному Салону Венеры и далее, в Салон Изобилия. От голода у нее уже дрожали руки.

«Я не должна делать вид, будто во всем с ним соглашаюсь, – подумала Мари-Жозеф, – но, если буду спорить, точно останусь без ужина».

Его величество был не менее щедр, чем богиня изобилия, изображение которой украшало потолочное панно: она томно раскинулась на облаках, словно на мягких подушках, едва прикрытая трепещущими шелковыми покровами. Амуры и зефиры ее свиты наделяли адептов вином и плодами из рога изобилия. Столы его величества прогибались под тяжестью говядины и дичи, фруктов и всевозможных пирогов.

Перед Мари-Жозеф вырос лакей с блюдом, на котором громоздились самые изысканные яства: жареные голуби, персики, груши. Мари-Жозеф схватила жареного голубя и расправилась с ним за минуту. Поджаренная до золотистого блеска корочка хрустела, нежное мясо так и таяло у нее во рту. Крошечные косточки придавали мясу особую пикантность. Лакей подал ей льняную салфетку, и она отерла губы от жира.