– Ведь мы же сейчас в состоянии войны с голландцами, мадемуазель де ла Круа, – напомнила мадам.
– Достаточно одной маленькой кампании следующим летом, чтобы положить этому конец, – провозгласил Шартр.
– Не надейтесь, что вам снова поручат командование! – обнадежил его месье.
– Но кавалерия под моим началом одержала победу!
– А напрасно, вот это было совершенно ни к чему!
– Натурфилософия может сделать войну ненужной и положить ей конец, – в наступившей тишине робко произнесла Мари-Жозеф.
– Ну разумеется! – поддержал ее Шартр.
– Положить конец войне могут дипломаты месье де Кретьена, – сказал Лоррен, – беспрепятственно пересекающие границы.
– Поэтому, без сомнения, – заключил месье, – вы получите свой микро… как его там.
– Чрез его посредство можно узреть невидимое, отец, – вмешался Шартр.
– Как чрез посредство Библии? – осведомилась мадам.
– Можно увидеть крохотные вещи, мадам, – заверила ее Мари-Жозеф. – Например, если бы мы посмотрели в микроскоп на блох Георгинчиков, то заметили бы на их блохах других блох, поменьше.
– Мы должны немедленно заняться исследованием блох! – объявил Лоррен.
– Я бы предпочла обойтись без этого, – сказала мадам.
Под боком у Шартра точно из-под земли вырос еще один лакей. Шартр потянулся было за бокалом, но Лоррен опередил его столь изящным движением, что Шартр даже не смог возмутиться.
– Вы целый вечер ничего не пили, мадемуазель де ла Круа, – сказал Лоррен. – Выпейте, успокойтесь, забудьте о войне и натурфилософии.
Мари-Жозеф не испытывала необходимости успокоиться, но ей хотелось пить, и потому она взяла бокал. В пурпурном вине вдоль серебряного обода бокала причудливыми узорами отражался свет.
Она чуть-чуть отпила, ожидая почувствовать горьковатый, водянистый вкус вина, которым их причащали в монастыре. Вместо этого ее языка коснулся темно-бордовый бархат. Мари-Жозеф ощутила благоухание фруктов и цветов. Она сделала еще один глоток, с закрытыми глазами наслаждаясь вкусом. «Этим вином можно наслаждаться, просто вдыхая его аромат», – подумала она.
Открыв глаза, она обнаружила, что Лоррен глядит на нее сверху вниз, пленив ее своей веселой улыбкой.
– Вам понравилось, – вынес он вердикт.
– Как же иначе, – откликнулся месье, – такой восхитительный букет.
– Вы преподнесли мне мой первый бокал вина! – призналась Мари-Жозеф.
– Первый?! – в ужасе воскликнул месье.
– А чем еще я могу одарить вас… первым? – тихо и вкрадчиво спросил Лоррен.
– Вы не так поняли меня, сударь.
– А что же вы пили в этой колонии, на богом забытом острове? – спросил месье, изумленно глядя на нее, словно на заморскую диковинку.
– В монастыре, сударь, мы пили слабое пиво и воду.
– Воду?! – воскликнул месье. – Скажите спасибо, что вообще остались живы.
– Какая восхитительная невинность! – добавил Лоррен.
Мари-Жозеф отпила глоток вина и взглянула на Лоррена из-под опущенных ресниц:
– Вы льстите мне, сударь…
– Я?! Помилуйте, всем известно, что я говорю только правду и ничего, кроме правды.
– А монахини всегда предостерегали меня, сколь коварна лесть…
– Забудьте о моей преданности, забудьте о моем восхищении, молю вас, мадемуазель де ла Круа. Муки разбитого сердца хоть сколько-то меня развлекут.
Шартр хмыкнул и осушил еще один бокал вина.
– Забудьте о его жалком остроумии, – отрезала мадам. – Он лишь тщится развлечься, пресытившись скукой. Монахини простили бы даже Лоррена, если бы им пришлось вынести хотя бы один прием при дворе его величества.
– Они вынесли… – Мари-Жозеф помедлила, пытаясь унять дрожь в голосе, – мы все вынесли безмолвие монастырских стен.
Лоррен с поклоном поцеловал ей руку.
– Вы – истинное украшение двора, милая мадемуазель де ла Круа, как некогда ваша матушка.
Она отняла у него руку, стесняясь загрубевшей кожи, состояние которой неоднократно порицал месье.
– Идемте, дорогой шевалье, – громко и радостно провозгласил месье. – Вы должны сразиться в бильярд с моим братом-королем.
Он взял Лоррена под локоть и повел его прочь из зала. Шартр последовал за ними, спотыкаясь не только по причине своей хромоты. Мари-Жозеф сделала реверанс, но все трое уже успели отвернуться.
Внезапно Лоррен оглянулся на нее через плечо, простер к ней руку и трагически вздохнул.
Мадам схватила Мари-Жозеф за руку.
– Если ваш брат не желает избавить меня от скуки, вы должны взять это на себя! – заявила она. – Пойдемте же, отыщем какой-нибудь тихий уголок.
– Мадам, неужели вы можете скучать?
– Как же иначе, мадемуазель де ла Круа? Ничего, вы поймете меня, проведя при дворе год и вытерпев примерно триста этих бесконечных вечеров. Я предпочла бы писать письма или заниматься своими коллекциями. Жду не дождусь, когда отчеканят медаль в честь плавания отца де ла Круа! Надеюсь, она будет достаточно эффектной!
Она нашла канапе в приоконной нише и уселась на него. При посторонних она не могла предложить Мари-Жозеф сесть в ее присутствии, даже если бы ей в голову пришла такая мысль.
– Я ничего не могу рассказать вам о плавании брата, – призналась Мари-Жозеф. – С тех пор как он вернулся, мы и минуты не провели вместе.