Дочь Лебедя

Когда мне было восемь лет, он купил скульптуру лошади в Салониках, и она появилась у нас в квартире. Ее, конечно, не называли конем из Салоников — просто это была передняя часть лошади из белого мрамора — голова, грива и ноги, сзади был гладкий срез мрамора. Эта скульптура была как бы срезана, что было характерно для многих его приобретений. Затем спустя год скульптура отбыла в Америку. Вскоре после этого приехал куратор из Греции, и, пока он, сидел и выпивал вместе с отцом и Мишелем, он показал им каталог. Отец открыл его на странице, где было цветное фото лошади, и громким голосом прочел: «Салонинский конь, третий век до Рождества Христова».

— Этот конь должен остаться в Афинах, — сказал куратор.

— Мне бы так хотелось посмотреть на него, — продолжал отец.

— Но, — заметила я, заглядывая через плечо, — он выглядит совершенно так же, как и…

Прежде чем я смогла закончить фразу, отец прервал меня.

— Как твой пони. Я понимаю. Он очень похож на твоего Шестипенсовика, не так ли? Хорошая лошадка!

Он повернулся к куратору и добавил, что я просто с ума схожу от лошадей, что это совершенно естественно для моего возраста, но стоит много денег. Он щипал мою руку, не так сильно, чтобы мне стало больно, но чтобы я наконец поняла и заткнулась. Я больше не проронила ни слова.

Хорошо, что сегодня он предупредил меня заранее. Я спокойно сидела на диване, но была вся скована, как будто лишнее движение могло привести меня к предательству. Мне казалось, что так должны вести себя люди в суде или церкви. Эрги прибыл через несколько минут. На нем была желтая рубашка с открытым воротом и огромные часы на руке. Он сказал мне, что они прекрасно работают на большой глубине под водой.

— Вы любите нырять? — спросила я его, и он ответил довольно мрачно, как убийца или гробовщик:

— Я везде, где есть работа.

Нгуен принес креветок в кляре, они были как белые крылышки, я стала пить Кампари, чтобы Эрги чувствовал себя как дома. Отец открыл бутылку Шато Марго.

Мы ели вьетнамский суп, вылавливая мясо палочками. Эрги заявил нам, что ему нравится французская кухня, и перечислил названия ресторанов, которые ему явно кто-то подсказал.

Отец и Мишель говорили о Венеции.

— Мы там будем только отдыхать, — заявил отец.

Эрги добавил:

— Я приеду повидать вас. Мне хочется посмотреть, каков он будет на отдыхе.

И они все расхохотались. Он обратился ко мне:

— Вы там тоже будете?

— У меня могут быть другие дела, — сказала я. Я надеялась, что Феликс увезет меня куда-нибудь.

— Вам понравится Венеция, — заметил Эрги.

— Она прекрасно знает ее, — сказал Мишель.

— У тебя все еще сохранилось то римское кольцо? — спросил отец. Я кивнула.

— Хорошо, смотри не потеряй его, оно очень ценное.

— Вы носите украшения? — поинтересовался Эрги.

Я подняла вверх руки: серебряные кольца-змейки, маленькое колечко с синим камешком, небольшие квадратные амулеты двадцатых годов.

— Это все барахло, — заметил Эрги. — Разве вам не нравится золото?

— Она совершенно другая девушка, — вклинился Мишель.

— Я работаю руками, и мне не хотелось бы поломать что-то ценное.

После обеда мы перешли в гостиную. Мишель и Эрги разговаривали, как мне кажется, о рододендронах. У Эрги был громадный сад в Риме, полный этих цветов. Мой отец отвел меня в сторону.

— Надо поговорить о деньгах Джулии, — сказал он.

«Боже, — подумала я, — оставь ты меня в покое с этими деньгами».

— Мне ничего не нужно, — сказала я.

— Тебе нужно быть более ответственной, — заметил отец.

«Как противно, — подумала я. — Как низко».

На следующий день я все же позвонила в Лондон мистеру Леону.

— Моя дорогая маленькая девочка, — сказал он. — Я уже совсем заждался этих бумаг. Ты собираешься их подписать и прислать их мне сюда?

— Именно поэтому я вам и звоню. Мне нужно это сделать? Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных вещах.

— Вы с отцом типичные свободные художники, — заметил мистер Леон. — Вы все так боитесь официальных бумаг. Подпишите там, где я отметил, и пришлите бумаги мне обратно. Вы это сделаете? Мне обидно, что дела Джулии остались незавершенными.

Я дала обещание и сразу же забыла о нем. Сама цель закона сразу же исчезла из моей памяти, она растворилась в пламени маленькой победы…

Андре читал журнал с гороскопами. Мне не понравилось, что мы оба интересуемся этим, и я не стала спрашивать, под каким знаком он родился. Я не желала, чтобы у него был какой-то свой знак. Мне хотелось, чтобы он был сиротой зодиака, потерянным в космосе. Подождав, пока он положит журнал, я схватила его и начала искать свой знак.

«Не делитесь сведениями с врагами, — было написано там. — Как следует взвешивайте все свои поступки. Советуйтесь с теми, с кем вы работаете».

Я положила журнал. Задача состояла в том, чтобы получить от Андре совет, ни в чем ему не признавшись.

— Вы верите этому? — спросила я, показывая на журнал.

— Почему бы и нет, — ответил он. — Это все чушь, но довольно забавная.

— Ну и во что вы верите?

Он остановился и посмотрел на меня.

— Во что я верю? Вы имеете в виду, хожу ли я в церковь? — Он начал смеяться. — Верю ли я в непорочное зачатие?