Дочь Лебедя

У него было странное лицо — длинное и мясистое, с большими карими глазами. Взгляд его был как у дикого зверя. Я почувствовала, как мое семейство как бы подталкивает меня к нему, чтобы я занялась любовью не с ним, а с палаццо! Как раз перед тем, когда он взял меня за руку и повел в спальню, я подумала, что он вполне мог просто снимать верхний этаж дворца. Возможно, он вовсе не его владелец. Впрочем, какая теперь разница!

Утром он очень поспешно встал. Несколько раз звонил телефон. В гостиной шумели люди.

— Мне нужно идти на фабрику, — сказал он. Он крепко и влажно поцеловал меня перед уходом и объяснил, как можно выйти отсюда. Он был просто омерзителен. Его невозможно было сравнивать с Феликсом, и это было моим наказанием. Его объятия, его вес, его стоны, и самое ужасное, отсутствие какой-либо внутренней мелодии, когда он занимался любовью, заставило меня почувствовать себя глупой и обманутой. Вообще, какого черта я легла с ним в постель?!..

В отеле портье понимающе подмигнул мне и церемонно вручил ключ. Уже давно было утро, а я все еще была в вечернем платье. Я приняла ванну с каким-то темно-синим составом, стоявшим на полке. Мне было необходимо смыть с себя его мерзкие ласки.

Я оделась и пошла в комнату к отцу. Он и Мишель уже проснулись и читали римский выпуск «Дейли Америкэн». У каждого в руках была своя газета. Они сидели возле столика с завтраком.

— Я возвращаюсь в Париж, — сказала я.

— Ну и как тебе палаццо? — спросил отец.

— Он большой и пустой.

— Как Массимо? — спросил Мишель.

— Большой и пустой, — ответила я. — Вы помните его имя?

— Алексис знаком с его родственниками. Весьма почтенные люди. Когда ты с ним еще встретишься?

— Я же сказала, что возвращаюсь в Париж.

— Ты уверена, дорогая? — спросил отец. — Он мне показался таким приятным. У нас есть билеты в театр. Он мог бы пойти с нами.

— Расскажи нам о палаццо, — попросил Мишель.

— Я уверена, что он вам его тоже покажет, если вы хорошенько попросите его, — злобно ответила я. — Дайте мне мой билет на самолет.

— Девочка влюбилась, — сказал отец, вставая с кресла, — но боюсь, что не в палаццо…

В тот же день я улетела в Париж. На самолете я говорила себе: «Ты путешествуешь, чтобы забыться. Может, четырех дней было недостаточно?» Добравшись до дома, я оставила дорожную сумку на втором этаже, чтобы налегке взбежать наверх и посмотреть на дверь. Если бы я дала ему ключ, он бы ждал меня в квартире. Он сидел бы на полу и улыбался: «Где ты была, я всюду искал тебя… Какая записка? Дорогая, я так счастлив, что ты вернулась, давай завтра же поженимся. Я так сильно тосковал по тебе!» Потом он бы встал и обнял меня так крепко, что мы стали бы с ним одним целым…

В дверной щели был конверт. Я аккуратно вынула его, чтобы не порвать. На нем было написано «Феликс», но это был вроде бы не мой почерк. Только он мог написать на конверте свое имя.

«Отель „Даниэли“, — прочитала я. — 04129345. — Приезжай, я жду!»

Как странно, что отель в Портфино имеет такое же название, — вот и все, что пронеслось у меня в голове. Неужели он был там, один, и ждал меня? Я так обрадовалась, что оставила дверь открытой и уселась на пол рядом с телефоном. Руки мои так сильно дрожали, что я едва набрала номер. Цифры показались мне знакомыми, но я не обратила на это внимания.

— «Даниэли Ройял Эксельсиор», — услышала я голос телефонистки.

— Какой это город? — спросила я.

— Простите?

— Вы находитесь в Портофино?

— Нет, в Венеции, — ответила телефонистка.

— Простите, я ошиблась, — сказала я и повесила трубку.

Я еще раз посмотрела на записку и наконец поняла, что это мой собственный почерк.

И тут я пришла в бешенство.

Он не приходил, и ему наплевать на меня! Предатель! Когда-то, много лет назад, кукла «изменила» мне. Я посадила ее на отдельную полку, а позже нашла в обществе двух плюшевых мишек. Свидетельство ее вины привело меня в ярость и придало мне силу — я зашвырнула ее через всю комнату, и ее глиняная головка треснула. Я так радовалась, когда услышала треск и так была испугана потом, когда увидела, что с ней случилось. Я подбежала к ней, лежащей на полу, стала на колени и рыдала, и умоляла, чтобы она простила меня, но она молчала и с укором смотрела на меня.

Я была одна, и мне не на ком было выместить свою злость и ярость.

Я хотела было позвонить Розе, но она мудро и спокойно скажет, что ничего не может сделать. А мне нужно было что-то сделать — совершить поджог, что ли… Я хотела спуститься вниз за дорожной сумкой, но вдруг увидела приколотую к стене записочку, которую мне дал месяц назад Андре — визитную карточку цыганки — «Всевозможная магия». Там было так написано. Адрес тоже был указан, где-то в западном пригороде, но номера телефона не было. Я вынула ключ из двери и побежала вниз.

Станция метро называлась «Либерт». Улица находилась неподалеку. Женщина была молодая, с длинными черными и грязными волосами, в цветастом платье. На лице были прыщи. Маленький ребенок плакал в соседней комнате.