Дочь лодочника

Из крипты никто не ответил. Наверное, она уже ушла. Наверное, ее никогда и не было, а он наконец сошел с ума по-настоящему.

– Мы будем вместе, Ли, вот увидишь.

Его голос эхом разнесся по тоннелю.

– Что ты там говорил детишкам из-за кафедры? «Обет нерушим». Это я с тобой и сделаю.

Где-то в лесу скорбно проворковал голубь, и его голубка ему ответила.

– Наконец-то, – заявил пастор. – Мы станем семьей. Ты, я, наш потерянный голубок.

Знамения и чудеса, в это летнее утро.

На солнце, обсыхая от пота, Билли Коттон сидел, баюкая растерзанную птицу на коленях и плакал.

Малёк

Тем временем на другом берегу Проспера, сокрытый в глубине зеленых складок острова старой ведьмы, Малёк спал и видел сны. На высоте своего наблюдательного пункта, лежа на грубой сосновой коре, положив книжку с картинками и потрепанным корешком на живот. Мальчик шел во сне по широкой грязной тропинке, затененной большими тянущимися ветвями дубов, а в конце этой тропинки были ворота, за воротами – дорога, а за дорогой – кирпичное строение на пригорке, приземистое, без окон, с одной железной дверью, выкрашенной в тускнеющий желтый цвет. Над ним, точно церковный шпиль, высилась красная стальная башня, увенчанная деревянным крестом. Мальчик видел смутные очертания домов, они расплывались, будто нарисованные на камне мелом и смытые дождем, и еще одного строения – большого, стеклянного, вокруг него всюду росли растения и заплетались лозы. Из леса вдруг донесся стрекот цикад. Начало темнеть. Перед желтой дверью стоял мужчина, высокий и худощавый, в черной шляпе и черном пиджаке, он держал в руке длинное изогнутое лезвие, а луна в небе затеняла солнце, и пурпурные облака выплыли из темноты, исполненные молний и ужаса, будто весь мир дал крен. Мальчик знал: он должен подойти к этому мужчине, к этому зданию, пусть ему того и не хотелось. Он сделал только шаг, когда голубое копье молнии вонзилось в красную башню, разбросав электрических змей, которые закружили вокруг стали. Они хлестнули по верхушкам соседних деревьев и подожгли их, и мужчина в черном зашагал вниз по склону, размахивая лезвием, а мальчик бросился бежать, задыхаясь, пока все горело, и огонь распространялся все быстрее, а когда достиг реки, та кишела змеями. Они извивались на берегу, ждали его, раскрывая розовые рты. Поэтому он повернул в глубь леса, нашел сосну и стал взбираться по ней. Но мужчина в черном был уже внизу и лез за ним со странными, похожими на пение криками. Мальчик ухватился за слабую ветку, но та выявилась не веткой, а водяным щитомордником – и мальчик упал. Вниз, вниз, вниз, треща липкими от сока ветвями, в дым, в огонь…

Малёк резко проснулся.

Уперся широкими перепончатыми руками в деревянную платформу, на которой лежал, почувствовал ее под собой – сильную, крепкую. За рекой верхушка красной башни едва виднелась среди деревьев, выше всего был ее деревянный крест и привязанное к нему странное собрание костей. Внизу извивалось байу – будто греющаяся на солнце рептилия.

«Все хорошо, – понял он. – Хорошо».

Когда он сел, с его живота на колени съехала книжка. Она принадлежала Сестре – по крайней мере, когда она была мала. На обложке был изображен город – улицы, дома, парикмахерская, полицейский участок, больница, школа. Он знал эти слова, потому что им его научила Сестра, и еще научила показывать их руками. Он провел пальцем по обложке: «Где я живу». Каждое слово прозвучало у него в голове, но голос, который он слышал, был не его – ведь он никогда не слышал своего голоса, как и не видел парикмахерской и полицейского участка где-либо еще, кроме как на картинках. Голос, который он слышал, принадлежал Сестре. Он был как эта платформа. Сильный. Нерушимый.

Он быстро раскрыл книгу на странице, где стоял и улыбался мужчина в черном костюме, а за ним была церковь со шпилем.

Он знал слова «церковь» и «шпиль» из стишка, которому научила его Сестра, когда он был мал. Она тогда взяла его ручки в свои и стала показывать, как их сгибать: «вот и церковь, вот и шпиль, открой двери, заходи». Только его руки так не сгибались из-за перепонок между пальцами, поэтому войти в свою церковь ему никак не удавалось. Он же, складывая руки вместе, представлял себе другую строчку: «вот и церковь, вот и шпиль, но сюда мне не зайти». А вот церковь Сестры всегда была полна: здесь сидело шестеро розовощеких людей, готовых делать все, что делали в церкви. Об этом в книге не указывалось, но создавалось впечатление, что церковь была приятным местом.

В отличие от здания из его сна.

Он помнил, как впервые увидел красную башню. Два года назад, когда они с Сестрой построили ему этот наблюдательный пункт. Тогда он спросил ее, что это, а она, после долгого молчания, ответила, что раньше это была церковь.

– Но теперь там ничего нет. Развалина.

«Что такое развалина?» – показал он жестами.

– Место, которого больше не должно существовать, – пояснила она.

«Если это была церковь, то где теперь люди?»

– Старайся поменьше разговаривать, пока мы тут работаем, – ответила она с зажатым во рту гвоздем. – А то упадешь.