Дочь лодочника

Посветив на разбитые панели оранжереи, заметил тело жирного констебля, которого вода наполовину вынесла наружу, напоров на стекло. В черепе у него зияла широченная трещина.

Он обогнул Воскресный дом. Парадные двери были открыты, по широкой лестнице в прихожей поднималась вода. Он подвел лодку к крыльцу и, привязав ее к перилам, пробрался в дом, чтобы очутиться среди плавающих обломков покинутой скудной жизни. Там на лестнице валялся прибитый водой стервятник. В груди – стрела с серо-голубым оперением. Мертвенно-бледные губы изогнулись в улыбке.

– Какая-Разница, – проговорил он тихо и двинулся вверх по лестнице. Обыскал все комнаты. Дом оказался пуст. С крыльца выглянул на ряд из шести «домов-ружей» в свете молний, с пустыми окнами, исчезающими крыльцами. Мимо кружил всевозможный мусор. Клетка для кур. Кофейный столик. Кусок доски, возможно, служившей частью стены чьего-то амбара.

Великан направил лодку к оранжерее, где разбил окна топором и вошел внутрь на веслах. Там вода пронесла его между верхушек стеблей последних немногочисленных растений. Их он порубил и сложил себе в лодку. Затем приблизился к наружной стене и отсек заодно голову жирного копа. Бросил ее на днище к растениям. Не то чтобы это принесло большое удовлетворение, но сойдет.

Он свернул на дорожку, пролегавшую под дубами, и там, выключив мотор, прислушался.

Сперва был слышен только гром, стук дождя, плеск воды.

Он подумал о девушке и задался вопросом: не она ли устроила всю эту разруху, не она ли обрушила весь гнев природы на это заколдованное место? Она была сильной. Способной. Ему было приятно думать, что это все она.

Наверху раздался вопль – похожий на детский плач.

Он устремил луч на деревья и заметил большую серую сову. Глаза как черные впадины, морда похожа на череп.

В свете его фонаря она сидела неподвижно, как смерть.

VI. После потопа

Несколько дней спустя соседи еще спасали друг друга – мужчины и женщины, застигнутые врасплох, взбирались на крыши, семьи разлучались в темноте ночей, когда вода врывалась в дома, выбивая окна и снося стены. Лодки тащились среди деревьев, голоса звали по именам тех, кто потерялся и еще не отыскался. Тела утопленников всплывали, цеплялись за деревья. Некоторых находили на сенокосах в милях от реки, когда вода оттуда сошла. Среди них на насыпи гравия у шоссе, где над ручьем проходил мост, нашли мужчину в черной коже, с острыми, как у дьявола, зубами. И стрелой, пробившей грудь.

Люди потом годами судачили о том, что видели.

О белом «Бронко», врезавшемся в дом на колесах, точно снаряд.

О тракторе, подвешенном на дубе за переднюю ось.

Об антикварном диване среди бурелома.

О шести канюках, рассевшихся на кружащем трупе мула и плавающих на нем, как на плоту.

Питаясь им по пути.

Через неделю Миранда вернулась в Гнездо Крабтри. Обогнула последнюю излучину, увидела весь ущерб и ощутила странную легкость. Две опоры под задней стороной магазина обвалились, и вся та половина строения, включая террасу, оторвалась, и ее смыло рекой вместе с плавучим причалом. Деревянная лестница тянулась кверху на своих подпорках, будто позвоночник ободранного зверя. А само Гнездо напоминало череп без челюсти. Железная лестница все еще стояла в реке, но никуда не вела. Мастерской Хирама тоже не осталось. Она подвела плоскодонку к насыпи, поднялась по ней и подошла к парадному входу – дверь оттуда сорвало напрочь. Магазин затопило, а большинство полок и остатки запасов были разбросаны по полу, забрызганные грязью; мертвая рыба гнила на летней жаре. Пробравшись через все это, Миранда достигла панели за стойкой, где наклонилась и сунула туда руку, чтобы достать спрятанную за брусом дюжину завернутых в полиэтилен пачек наличных денег, по одной за каждую доставку до Кука, что она проделала с тех пор, как ей было четырнадцать. Не состояние, конечно, но достаточно. Она поднялась по лестнице, придерживаясь за деревянную панель справа и чувствуя, как ей на лицо падает солнечный свет. В гостиной взяла оба оставшихся лука, колчаны, кое-какую одежду. Пролистала страницы тоненького альбома, пока не нашла там фотографию, сделанную на пирсе озера Уитмен, где она была с матерью. Вынула ее, потом взяла другую из армейского альбома Хирама – ту, что с наложенным кадром. Задумалась: знал ли Хирам, что Лена Коттон была беременна? Сунула обе в карман и в последний раз огляделась в своей гостиной. Снизу не доносилось ни звука – ни сверчков, ни компрессоров. В магазине стояла тишина. Все призраки сбежали.

Ранняя осень, остров Искры. Кудзу жухнет, погибая на своих лозах. Миранда вбила в раму последний гвоздь и бросила молоток на фанерный накат. Ниже по холму Малёк вышел из леса со стопкой досок на плечах. Миранда помахала ему, но у мальчика были заняты обе руки, чтобы помахать в ответ. Поэтому он просто улыбнулся.

Девочка сидела на платформе и быстрыми, уверенными ударами вбивала гвозди в фанеру. Она прибавила в весе и теперь носила одежду по размеру, а ее кожа, прежде бледная, загорела и покрылась веснушками. Волосы отросли и завились густыми светлыми кудрями.