Так для чего давать жизнь? Чтобы потом превратить ее в цепь приговоров и потерь?
Зачем вообще верить в такого Творца?
Последняя мысль отрезвила настолько, что едва не заставила замереть столбом. И наконец-то разозлиться уже на себя.
Нашла виноватого, в самом деле! А то создатель Всего Сущего отвечает за любую сволочь, в конце-то концов? У человека еще и свобода воли есть.
Вот враги и могут убить Ирию — свободно.
Ну, значит, и она их — тоже совершенно свободно. Только бы сил набраться, и голова пусть кружиться перестанет … А озноб — ерунда, к нему беглянка уже почти привыкла.
— Герцогиня Тенмар…
— Да, дитя мое? — мягко прошептала Катрин.
— Благодарю вас за помощь.
Нет, просить мать солгать
Всегда можно заявить, что просто ничего не сообщила свекрови о тайном браке. Мало ли почему? Из девичьей скромности. Должно же быть у незамужней девы сие качество, коим Творец почему-то забыл наградить Ирию. Ничего — зато в обморок она сегодня вполне способна грохнуться. Не хуже самой чувствительной из романических героинь.
Полутемный коридор уперся в дверь. Под стать ему — мрачную.
Вот и всё. Катрин подняла сжатую в кулак руку и вопросительно взглянула на Ирию.
Нет, ведь ты уже решила молчать.
Вновь нахлынула слабость. «Баронесса Вегрэ» обреченно кивнула…
В прежние годы Ирии трижды доводилось присутствовать на похоронах слуг. И сейчас осторожный стук в дверь напомнил падение первой горсти земли на деревянную крышку гроба… Тоже — будто осторожное, робкое.
А потом сверху навалят тяжелый, неподъемный груз. Выше человеческого роста.
— Входите, юная особа! — сухой, желчный старческий голос.
Ирия, конечно, видела портрет старого герцога. В самый первый день, следуя за молчаливым слугой по мрачной галерее.
Вот только, если верить портретам, практически все властители замка Таррент тоже были величавы и благородны. Изобразят их по-другому, жди! И когда-нибудь в родовой галерее точно так же будет взирать лорд Леон Таррент. На своих породистых потомков, гордых величием отцов.
А сейчас Ирию ждет на аудиенцию вовсе не исполненный благородства герой, а, судя по голосу, — старик-самодур с еще той репутацией.
Значит, первая горсть кладбищенской земли? Тогда захлопнувшаяся за спиной дверь кабинета — ее последняя лопата. Та, что навек скроет и сам гроб, и запертого в нём.
Навсегда отрежет от мира живых.
4
Слабо колеблются всего три тусклых свечи. В серебряном подсвечнике над массивной старинной дверью. И над головой Ирии.
Полутьма и не позволила сразу заметить старого герцога.
Лиаранка поспешно огляделась. И волна чужой желчной ненависти обожгла с головы до ног.
Вздрогнув от много дней не проходящего озноба, девушка обернулась на сверлящий злобный взгляд.
Левый дальний угол. Темное кресло слито с общим полумраком.
Сухие черты желтовато-пергаментного старческого лица. Заострились скулы, горят желчью провалы глаз. Хищные складки тонкогубого аристократического рта. Дряхлый коршун еще жаждет схватить добычу. Вон — уже скрючил не до конца сточенные когти!
Не с этой ли птицей так схоже жуткое аббатство, что теперь целую вечность будет являться в кошмарах? Если эта вечность не оборвется сегодня. Сейчас.
Ральф Тенмар — не Ив Кридель. Мрачная холодная комната — не уютный старомодный кабинет в цветах каштана. А предстоящий разговор — не теплая беседа под уютный треск камина.
Воистину — ничего не меняется. Все ценят добро, лишь утратив его. А кое-кто так и не начал учиться на собственных ошибках…
Старику может быть лет семьдесят. Наверное, так и есть — престарелый герцог Тенмар когда-то женился в сорок. Катрин моложе его на целое поколение.
Ирия на миг представила юную девушку — свою сверстницу. Выданную за стареющего, сорокалетнего заматерелого самодура с характером герцога Тенмара. Вдобавок, с на редкость скверной репутацией. Хлеще, чем у любой отцеубийцы.
Так ли уж монастырь хуже подобного замужества? Хуже! А еще паршивее — только плаха. Да и то лишь в первые мгновения.
— Садись! — сухо бросил старик.