— Ты считаешь, что моей маме должны быть от этого легче? — Рита пыталась переложить на меня вину своего отца.
— Не знаю, — признался я.
— Почему все вокруг считают, что изменять — это нормально? И те, кто изменяет, и даже те, кому изменяют. Почему они их оправдывают? Неужели, измена — это, действительно, нормально?
Моей девочке было больно. И ее боль болела внутри меня.
— Есть разные причины.
— Это не оправдание.
— Есть определенные обязательства. Иногда чувства проходят, и людей связывают только общие обязательства. Дети, бизнес, имущество. А потребности остаются.
Я говорил негромко, надеясь, что это сможет успокоить Риту.
— Почему не разойтись, если чувств нет?
— Малыш, я не понимаю, к чему этот разговор? Что с тобой происходит?
— Можно тебя попросить?
— Конечно.
— Если… Если я когда-нибудь… надоем тебе, — ее голос дрожал и спотыкался от волнения, — и ты… ты захочешь… захочешь чего-нибудь другого… Пожалуйста, не скрывай от меня этого.
Я бросил взгляд в окно, на вспыхивающую огнями Москву.
— Хорошо. Ты узнаешь об этом первая.
Она молчала.
— Что случилось, малыш?
— Я сегодня плохой собеседник, да? — в голосе Риты мелькнула печальная улыбка.
— Бывали и похуже.
Мне захотелось обнять ее, укутать в свои объятия и излечить от боли, что терзала сейчас ее душу.
— Мне очень тебя не хватает, — ее голос скатился до шепота. — Мне безумно тебя не хватает. И я ненавижу это.
— Мне тоже не хватает себя рядом с тобой, — я встал и подошел к окну, опершись рукой о раму. Внизу ползли машины-светлячки. — Где ты?
— Дома.
— Что делаешь?
— Смотрю на Вену.
— А я на Москву.
— И как она?
— Скучает по тебе.
— Прилетай.
— Не могу. Завтра твой отец пригласил меня посидеть в бане.
Рита ответила не сразу.
— Будут женщины?
Я улыбнулся. Сейчас для меня существовала только одна женщина. Но она этого не понимала.
— Нет, только я и твой отец.
— Как там мои трусики? — в ее голос вернулась легкость. Я бросил взгляд на пиджак.
— Передают тебе привет.
— Серьезно? — рассмеялась она. — Так и говорят?
— Абсолютно. Неужели, я стану тебя обманывать? — шутливо возмутился я.
— Надеюсь, что нет.
— И я надеюсь на взаимность.
— Я рада, что мы расставили все точки над “i”.
— Да.
Мы помолчали. Говорят, что степень близости определяется уютностью молчания. Наше с Ритой молчание было уютнее мягкого пледа в дождливый осенний день.
— Что на тебе сейчас? — спросил я хрипло.
— Игорь, — смутилась она.
— Скажи.
— Платье.
— Опиши его.
— Ммм, оно короткое.
— Мне уже нравится.
— Бледно-желтое. Без рукавов.
— А что у тебя под ним? — я повернулся спиной к окну и присел на подоконник.
— Игорь.
— Я хочу знать.
— Нижнее белье.
— Рейтузы с начесом? — вспомнилась мне наша переписка днем. Моя девочка рассмеялась. А я был рад, что смог отвлечь ее от грустных мыслей.
— Нет. Ты же мне их еще не купил.
— Если ты так настаиваешь, то завтра же я отправлюсь за ними в магазин.
— Представляю лица продавцов, — взорвалась она смехом.
— Скажу, что это для любимой бабушки.
— Бабушки? — улыбка прорывалась через ее возмущение.
— Или престарелой тетушки.
— Игорь!
— Мне нравится, когда ты смеешься, — признался я, понимая, что делаю очередной шаг в пропасть.
— Это благодаря тебе, — негромко произнесла Рита.
— Значит, я положительно на тебя влияю?
— Очень.
— Это хорошо.
— Да. Как прошел твой день?
Я оторвался от подоконника и прошел на кухню.
— Обыденно и скучно, — в холодильнике нашелся яблочный сок. — Встречи, совещания, документы. Как справляешься с рестораном?
Я даже на расстоянии в несколько тысяч километров ощутил ее отчаяние. Стакан замер в моей руке.
— Боюсь, что мне скоро придется оставить ресторан.
— Почему?
— Отец не собирается увольнять Костю. А я… я не смогу с ним работать.
— Максу плевать, что он изменил тебе у тебя же на глазах? — удивился я, вернув нетронутый сок на стол.
— Он не считает это достаточной причиной уходить от Кости.
Все встало на свои места.
— Что ты будешь делать? Вернешься к нему? — мысли застыли в ожидании ответа.
— Нет, — он прозвучал резко и безапелляционно. — Я не вернусь к нему.
Никогда не думал, что могу так долго не дышать.
— Хочешь, я поговорю с Максом?
— Боюсь, ничто не сможет его разубедить. Ему слишком важны отношения с отцом Кости.
Я вспомнил Петра Артемова. Невысокий, с залысинами и неограниченным самомнением. Он владел мясокомбинатом. И вполне успешно. Макс променял дочь на кусок говядины? Да, наверное, мы с ним просто давно не виделись.
— Все образуется, — попытался я утешить Риту.
— Очень хотелось бы в это верить. Когда ты вернешься в Вену?
— Не знаю. Возможно, удастся вырваться в следующие выходные.
— Это целая неделя, — простонала моя девочка разочарованно.
— Ты в любой момент можешь оказаться здесь.
— Пока я не могу все бросить и уехать, — она тяжело вздохнула. — Еще разбираюсь в делах ресторана.
— Просто знай об этом.
— Хорошо.
Меня отвлек ноутбук в гостиной. Новое письмо. Скорее всего, от моего зама по безопасности. Я просил его проверить последние платежи за сырье. Были у меня вопросы.
— Малыш, кажется, работа меня сегодня не отпускает, — извинился я.
— Но у вас уже ночь.
— У меня ненормированный рабочий день. Отпустишь меня?
— Не хочу.