Дочь лучшего друга

Я киваю, пряча глаза. У него все так просто и непринужденно, встал, оделся и ушел. Годами отработаная практика, а я уже начинаю чувствовать подкрадывающуюся пустоту.

Рома словно понимает это, в прихожей берет меня за подбородок, вынуждая посмотреть на него.

— Сань, только не накручивай себя, хорошо? Мы все обсудим. И пока никому ни слова, — он коротко чмокает меня в губы. — Я побежал.

Берет мусорный пакет, куда сложены все улики против нас, и уходит.

Я, как дура, пялюсь в окно, Рома смотрит наверх, машет мне с улыбкой.

Вскоре его машина выезжает со двора и почти сразу я получаю сообщение:

«Сань, не переживай только, все будет хорошо».

И почему-то эти простые слова меня успокаивают. Я взбадриваюсь, готовлю ужин, а потом сажусь читать книгу. Звонит Полина, уже в который раз за день, но сейчас у меня нет никакого желания с ней разговаривать, мне хочется еще хоть немного продлить возникший мирок под названием: я и Роман Борцов.

Сама не замечаю, как засыпаю, а просыпаюсь от шума в прихожей. Вскакиваю, потирая глаза: семь утра, родители приехали.

— Привет, Шурик, — мама целует меня в макушку, когда я появляюсь из комнаты.

Тетя Инна, встречавшая нашу сладкую парочку, кивает с улыбкой.

— Шур, корми меня, — смеется папа, — голоден, как волк, сейчас умоюсь только.

Я шлепаю в кухню и начинаю суетиться, мама с тетей Инной ко мне присоединяются.

— Ну как отдых? — спрашиваю маму.

— Отлично, — она прямо светится. — И сделка у Матвея вроде срастается, так что настроение было чудесное, нагулялись вдоволь, фотки попозже покажу.

Я киваю и ловлю хмурый взгляд отца, появившегося в кухне. Сердце почему-то замирает, а я сама застываю.

Я и так до сих пор слишком явно ощущаю все происходящее вчера в этих стенах, будто на каждой большими буквами написано: "Здесь был Рома". Поэтому оказываюсь прибита к месту в ожидании расплаты за содеянное:

— Это что? — отец держит в руках массивный фитнес-браслет, а я так и не могу ничего произнести в ответ. Ну, давай же, придумай что-нибудь, Саша! Но язык словно прилипает к небу, а к горлу подкатывает ком. — Александра, я спрашиваю, почему в нашей квартире мужской аксессуар?

Складка между бровей ещё больше проваливается, а воздух тут же наполняется чем-то зловещим. В ушах нарастает звон, мне страшно оттого, что сейчас может произойти, но папа вдруг меняется в лице:

— Подожди, это же Ромкин? — теперь к его мрачному взгляду прибавляется растерянность. — Что он делает в ванной?

Его слова влетают в мою голову, словно острые иглы, впиваются в виски, в затылок. Я молчу, потому что мысли разбежались перед накатившим страхом быть раскрытой.

И тут совершенно неожиданно вмешивается тетя Инна:

— О, так вот где он, — и забирает браслет из рук отца, — а Ромка все гадал, где его потерял. Мы с ним вчера заезжали проведать Сашку. Точнее, я, конечно, он со мной за компанию. Этот замок постоянно раскрывается, пора менять.

Тетя Инна говорит так непринужденно, что даже я почти верю, что так оно и было. Понимаю, она врет, прикрывая меня, но сейчас даже думать не хочу обо всех тонкостях этого вопроса, потому что впервые с момента появления папы в кухне вдыхаю и тут же отворачиваюсь, делая вид, что занимаюсь бутербродами.

— Как у вас с ним? — спрашивает мама, и я превращаюсь в сгусток напряжения, ожидая ответа.

Тронь — каратнет.

— Знаешь, неплохо. Конечно, Ромка неискоренимый бабник, — она смеется, — но я понимаю, что ему нужно время, чтобы догулять. Кстати, он познакомил меня со своими родителями.

Я обрезаю палец, но не издаю ни звука, кровь быстро начинает капать на столешницу. Смотрю на нее с тупым выражением лица. Потому что происходящее за моей спиной — оно из какого-то плохого фильма, и я не хочу поворачиваться, словно это спасет меня от того, чтобы стать его главной героиней.

— С матерью у него всегда были напряженные отношения, — замечает папа, — из-за развода с Ромкиным отцом.

— Я заметила, — соглашается тетя Инна, — но все равно она его любит, мы очень мило пообщались.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Неужели Борцов все же остепенится? — хмыкает папа.

Покидаю кухню, прижимая рану на пальце салфеткой. Боли не чувствую, ее заглушает неприятное чувство, нарастающее в груди. Папа вопрос о мужчинах с повестки дня снял, но я замечаю в брошенном на меня взгляде тете Инны новые эмоции. Она словно насквозь меня видит, и становится стыдно. Вот только я теперь вряд ли смогу отказаться от… мужчины. Ее мужчины? Или уже моего?

Я пока не знаю ответов. Смотрю на свое отражение в зеркале, затем открываю кран. Холодная вода немного остужает мысли, и постепенно доходит: разговора с тетей Инной не избежать, это первое. Второе, она меня все же спасла. Что она сейчас думает обо мне?