Хотя мое желание увидеть их исполнилось раньше, чем я предполагала. Уже на следующий день, еще до восхода солнца, Пин’эр сообщила, что прибыл Ливей. Я только разлепила глаза, и от осознания, что мы сейчас увидимся, сердце заколотилось в груди. Я подскочила с кровати и быстро умылась, затем поспешно натянула синий халат. «А ведь это его любимый цвет», — напомнил мой предательский разум, но мне удалось быстро его заглушить. Осталось только расчесать волосы, часть которых я собрала в пучок. Мои торопливые шаги нарушали тишину коридоров. Я твердила себе, что так спешу потому, что рада увидеть друга —
А когда я действительно посмотрела на Ливея, мое сердце пропустило удар. Его темно-синий парчовый халат перехватывал черный пояс, с которого свисали кусочки нефрита и шелковые кисти. Свои длинные волосы Ливей скрепил золотым кольцом и убрал назад. Он сидел положив ладони на колени, его поза казалась непринужденной, чего я давно не видела, но, заметив меня, принц поднялся, и на его лице засияла лучезарная улыбка, которая затмила даже солнце.
— Ты… ты здесь, — пробормотала я, чувствуя, как связные мысли покидают мой разум.
— И без приглашения. Но надеюсь, ты не сочтешь меня нежеланным гостем? — Ливей потянулся и взял меня за руку.
Подобная близость застала меня врасплох, как и нескрываемая теплота в его взгляде.
— Нет, никогда, — наконец выдавила я.
Прекрасно все поняв, мама с Пин’эр заявили, что у них много дел, и оставили нас с Ливеем наедине. Судя по всему, мама искренне одобрила его, несмотря на ее прежние сомнения. Ливей умел находить общий язык со всеми, а его искренность располагала к нему людей еще до того, как они узнавали, кто он такой. Как это случилось со мной в нашу первую встречу.
— У тебя все хорошо? — спросил он.
— Лучше, чем я ожидала, — честно ответила я.
Спокойный сон без единого кошмара. Беззаботное существование без груза ответственности. Никто не пытается зажечь мое сердце или утопить его в отчаянии. Подобная роскошь творит чудеса. И с момента моего возвращения домой жизненная энергия тоже восполнялась. Луна обладала мощными восстанавливающими силы чарами, о чем я раньше и не подозревала. Возможно, потому, что еще не раскрыла тогда свои магические способности. Потребуется время, чтобы до конца восполнить потери, но намного меньше, чем я ожидала.
Но, в отличие от тела, моя душа продолжала терзаться. И мне не помогали ни прогулки между деревьев османтуса, ни чтение, ни музицирование.
— У тебя все хорошо? — повторила я его вопрос.
Страх охватил меня, когда я вспомнила, как принц бросил вызов своему отцу. А вместе с тем и стыд за то, что оставила Ливея одного противостоять родительскому гневу. После той стычки с правителем у меня возникло отчаянное желание поскорее покинуть Небесную империю и вернуться домой. Отчасти из-за опасений, что он передумает и потребует вернуть печать.
Ливей чуть сильнее сжал мою руку, а его темные глаза впились в меня.
— Можно сказать, что все как обычно.
Я прикусила губу от желания расспросить его поподробнее. Но что-то в жарком взгляде и поведении принца заставило меня задуматься. Мне показалось или он держался немного иначе? Словно вновь стал прежним Ливеем, каким был до того как… Я отбросила эту мысль. Он прилетел сюда, и надо просто радоваться.
У меня вдруг возникла идея попросить его об одолжении — отвезти нас с мамой в Царство смертных, к могиле моего отца.
Я эгоистично оттягивала момент, прежде чем сообщить матери печальную новость. Хотела дать нам несколько дней насладиться неподдельным счастьем, нашим воссоединением и ее вновь обретенной свободой. Но понимала, как ей хотелось попасть в нижний мир и отыскать моего отца. И вот однажды вечером я сжала ее руку в своей.
— Мама, я должна тебе кое-что сказать.
Отчего ее лицо стало серым как пепел? От непрошеных слов, наполненных дурным предзнаменованием, или из-за дрожи в моем голосе?
Она вырвала похолодевшую руку из моей.
— Я не хочу это слышать.
Такое детское заявление потрясло меня. И я задалась вопросом: не оставить ли все как есть? Чтобы мама и дальше жила в надежде и отрицании? Но что-то во мне воспротивилось этому. Лучше перерезать пуповину сразу, чем позволить ей болтаться, пока она не порвется сама.
— Мне жаль, но Черный Дракон сказал… что отец мертв. — Мой голос надломился, а горло сжалось.
Мама обмякла в кресле, и из ее глаз потекли слезы.
Я крепко держала ее, стараясь не вздрагивать от сдавленных всхлипов. Мои слова уничтожили последние надежды, как это бывает, когда срезаешь больное растение, а оно упорно цепляется за жизнь. Я потеряла отца, которого никогда не знала. А она — мужа, которого все еще любила.