Дочь Лунной богини

Мы так и стояли на крыльце, пока лунный свет не начал угасать. За это время мы успели и посмеяться, и поплакать, но продолжали держаться за руки, просто не хотели отпускать друг друга. Я и не понимала, как сильно мне этого не хватало — единства семьи и безусловной любви. Мне не хотелось двигаться или делать то, что разрушило бы этот совершенный момент, когда моя душа вновь оживала. Насколько редки подобные мгновения, даже в бессмертной жизни? Когда ты испытываешь абсолютное счастье, заглушающее нестихающие шепотки, которые постоянно преследуют нас. Я находилась рядом с мамой и Пин’эр у себя дома, и мне ничего больше не хотелось. А мое сердце казалось переполненным эмоциями до отказа.

Лишь когда ночь уступила жемчужному рассвету, мы наконец прошли сквозь серебристые входные двери. Мой взгляд скользнул по бледным стенам, белым нефритовым светильникам и каждой резной деревянной колонне. Конечно, они не могли сравниться с изысканным убранством Нефритового дворца, но для меня были намного ценнее. Здесь стало куда тише, чем я помнила, а воздух наполняло спокойствие. Но после всего, через что мне пришлось пройти, меня это даже радовало.

Я опустилась в кресло и провела пальцами по рисунку древесины. «Я дома», — прошептала я про себя, не отводя взгляда от мамы. Казалось, стоит отвернуться — и она исчезнет, все это исчезнет, а я очнусь в своей постели в Небесной империи. Возможно, за эти годы мне приснилось слишком много кошмаров. А может, я привыкла к разочарованию, поэтому внутри засело плотное семя страха, что все это — иллюзия. Я даже ущипнула себя так сильно, что на руке появились красные полумесяцы. Но меня радовала боль, она подтверждала, что все это — правда.

Пин’эр сунула мне в руки теплую чашку ароматного чая. А затем посыпались вопросы. У тебя все хорошо? Ты счастлива? Где была все это время? Что делала?

Я ответила на них по возможности подробно, пытаясь успокоить многолетнюю тревогу и любопытство. И если какие-то воспоминания о времени, проведенном в резиденции Золотого лотоса, уже размылись, то другие все еще причиняли боль. Когда я рассказала, как попала в Нефритовый дворец, мама схватила меня за рукав и потянула.

— Небесный император узнал, кто ты такая?

Она оглянулась через плечо, словно ждала, что сейчас в двери ворвутся вооруженные воины.

— Тогда еще нет, — заверила я.

И прежде чем она продолжила свои расспросы, начала рассказывать, как обучалась магии, бою на мечах и копьях, а также стрельбе из лука.

— Стрельбе из лука? — Ее голос слегка дрожал. — Прямо как твой отец, — с гордостью сказала она.

У меня в горле образовался комок. Я так долго жила в страхе, что кто-то узнает о моих родителях, никогда не произносила их имен и притворялась, будто их вообще не существует. Словно я, как какой-то сорняк, выросла в чистом поле. Но теперь мне хотелось кричать о них по всему миру.

Мама прервала меня лишь однажды. Дома я расслабилась, поэтому в моем голосе слышалась теплота всякий раз, когда я упоминала имя Ливея.

— Какие у вас отношения с наследным принцем Небесной империи? — спросила она.

На ее лбу появилась тонкая складка.

— Мы… друзья, — пробормотала я, чувствуя, как по шее расползается жар.

— А капитан Вэньчжи — тоже твой друг? — Голос матери звучал обманчиво мягко.

— Нет, — воскликнула я более запальчиво, чем хотелось.

Воцарилась неловкая тишина, во время которой мама обменялась обеспокоенными взглядами с Пин’эр, но меня порадовало, что они больше ничего не стали спрашивать. Я поспешно начала описывать свои сражения, а также существ и врагов, с которыми мне довелось биться на службе в Небесной армии.

И эти чудовища устраивали меня больше, чем те, что таились в моих мыслях.

Пин’эр вздрогнула от моего описания Сянлю и скрестила руки на груди.

— Ты боялась?

— Все время.

Кто-то мог счесть меня трусихой, но я не стыдилась признаться в этом. Потому что не относилась к числу тех доблестных героев, которые бесстрашно бросаются навстречу опасности. Я боялась получить ранение, потерпеть неудачу и больше всего — умереть. Ведь в таком случае я бы больше никогда не увидела маму или близких. И многое бы осталось недосказанным и несделанным. А моя жизнь и вовсе… непрожитой. Все хвалили мою храбрость, но я прекрасно понимала, что каждый раз переступала через свой страх. Потому что провал пугал меня еще больше.

Мама с Пин’эр с раскрытым ртом слушали, как я спасла жизнь Ливею. Я не стала рассказывать им, на какую жестокость нас подталкивала госпожа Хуалин. Мне не хотелось раскапывать эти болезненные воспоминания и расстраивать близких еще больше. А когда я дошла до сделки с императором, перед которым раскрыла свою личность, лицо матери стало пепельно-серым.

— Как ты додумалась до этого? Зачем пошла на такой риск? — Она вскочила на ноги и принялась расхаживать по комнате, сжав руки так крепко, что побелели костяшки пальцев. — А если бы тебя посадили в тюрьму? И начали пытать? Или вообще убили?

— В тот момент мне это казалось вполне реальным, — засмеялась я.

Но мое веселье испарилось, когда я увидела ее серьезное лицо.