Он такой спокойный, только слегка напряженный и явно злой, а я сплошной комок нервов. Разумеется, ему кажется, что я его стесняюсь, но по факту же это не так. Просто я очень боюсь о нем кому-то рассказать. А если папа не примет? Как мне вообще к этому подвести?
Гипервентиляция меня сейчас вырубит из сознания, но я так и дышу, всматриваясь в длиннющие ресницы своего парня.
Зачем тебе такие длинные?
— Нет. Просто мой папа ревнивый в отношении меня, пойми ты это. И это мне следовало ему рассказать все, а не так, что он узнает от других. Это предательство. А еще мед, я такая дура, — пытаюсь выпутаться из рук Исаева, но он только сильнее меня прижимает, отрезая любые пути к побегу.
Все. Сегодня. Все расскажу сегодня. Сегодня и будь что будет. И о меде, и о Богдане.
— Яна. Это твой папа, а не цербер какой. Что он тебе сделает? — еще спокойнее спрашивает Бодя елейным голоском, пытаясь меня успокоить. А я не могу успокоиться. НИКАК.
— Может я больше всего в жизни боюсь его разочаровать, — шепчу еле слышно, прижимаясь лицом к белоснежной рубашке парня.
Он укутывает меня собой полностью, когда звучит звонок. Антракт окончен, а мы так и стоим посреди зала между рядов с сидениями.
Глава 33
Мы досматриваем представление уже совсем в другом настроении. Яна на грани истерики, а я вне себя от злости. Какого, мать вашу, хера происходит вообще? Сразу после театра она ведет себя так тихо, что я начинаю грузиться сильнее.
Этот бегающий взгляд, дрожащие ледяные ладошки, которые я буквально тру и грею в своих руках, побледневшие губы.
Нет, малыш, я слишком залип на тебе, чтобы вот так просто отказываться.
Это тебе не заводские настройки откатить.
Мой кленовый сироп заканчивается вместе с окончанием представления, но так просто она от меня не отделается.
Облачко настолько расстроена, что кажется, будто бы ее жизнь и правда закончилась. Ладно, мне сейчас главное дров не нарубать, иначе это все вообще потеряет всякий смысл. Она начнет меня бояться, а мне это ни разу не упало.
Разбитой мордой стараюсь не делать уж совсем кирпич-фейс. Нихуевенько так выходит. Сначала поднять настроение, а потом взять и уронить мне его на мизинчик.
Уф. Повезло тебе, красивая, что я не могу на тебя уж сильно злиться. Очень повезло!
Мы молча подходим к машине, и я вполне готов верить, что она сейчас попрощается и укатит. Но нет. Останавливается. Мягко поворачивается и побитым взглядом смотрит на меня, а потом сама тянется к губам.
Дважды тот номер не пройдет. Ясно? Не пройдет.
Планирую быть камнем, но как только ее мягкие вишенки касаются меня, мозг вырубается, и я уже как желе себе представляюсь. Обхватив ее мягкую фигурку, жму к себе, буквально причмокивая от наслаждения.
Вкусная. Очень вкусная. Сладкая как мед. Мне вообще вот такие рандеву совершать нельзя прямо настолько сильно, меня ж на части порвет…
Моя б воля, прямо сейчас уже закинул ее в машину и повез к себе знакомиться ближе. Но тут приходится снова дать себе воображаемую затрещину, ведь так нехорошо, неправильно и так далее. С ней надо как с прицнессой.
Я вынужден себе это вбивать в башку на постоянной основе.
И все равно ныряю к девяноста нижним, моим булочкам. Так бы и сожрал. Но пока облизываюсь и мацаю. Если я еще с двумя яйками и писюнчиком, то все ок?
Яночка отрывается и крепко меня обнимает, тяжело дыша в шею. Там сейчас ожоги, спасут только поцелуи.
Голову сносит, сознание плывет. Ругаться не хочется, потому что мои мозги стекли в трусы.
— Я купил билеты в оперный. Через три дня. Если скажешь нет, я приеду и вынесу тебя из квартиры.
— В частном доме я живу, Богдаш…
Это ты меня запугать пытаешься, малыш? Мне та охрана до сраки. Вернее, она может поцеловать меня в аппетитный зад.
— Значит, спецназ приедет туда и оцепит его, пока ты не выйдешь. Охрана не поможет. Вообще ничего не спасет от группы «А».
Оторваться от нее сложно, но мне удается. Мысль о том, что некуда спешить все-таки греет. Она меня спалит скоро к чертям собачьим, но то уже ненужные детали.
Маленькие ладошки обхватывают крепко. Я себя практически на землю роняю себя лицом в пол от ощущения безысходности в данный конкретный момент.
Хочу ее забрать к себе до трясучки, но вместо этого отпускаю кудрявую копну на свободу.
Ладно, лети, птичка.
Мы будем не мытьем, так катаньем работать. Тонко, скрупулезно и методично!
Пока мои яйца не ворвутся, например.
— Приедешь — позвони, — пытаюсь звучать не елейно, но с ней я превращаюсь в мишку косолапого. Чес слово.
— Конечно, — мягко улыбнувшись, она грациозно садится в машину, пока мои глаза утекают за всем, что я пока еще могу увидеть.
Смотрю ей вслед как Хатико, понимая, что мне не нравится вот это вот все. Не нравится отпускать и делать вид, что все ок. Нихуя не ок.
Я вообще в пиздецах полных.
Только дома чуть в себя прихожу, а на следующий день начинается пиздячка. Каждый день теперь будет по накатанной — спортзал, ведь моя форма слишком далека от идеала.
Парни встречают меня как царя. Шуткую, но в любом случае видеть меня они рады. Очень в это верить хочется.