Дочь моего друга

— А чего мне грустить, Андрюша? — криво ухмыляясь, Арина плюхается на кожаную кушетку и, красноречиво демонстрируя нижнее белье, закидывает ногу на ногу. — Ты, конечно, некрасиво меня кинул, но это ведь не конец света. Я, как ты, привязанностями не обросла, чтобы сильно переживать. 

— Хорошая у тебя жизнь, Арин, — я нарочито медленно обвожу глазами модерновое убранство квартиры и фокусируюсь на ее лице. — Володин коньки отбросил и на полном обеспечении тебя оставил. Ни дня в своей жизни не работала?

— Ни дня, Андрюша, — с издевкой поддакивает Арина. — Счастливая я, да?

— Нет, не счастливая. Потому что еще не знаешь, как носом об асфальт больно падать.

— И кто ж меня туда уронит? Ты, что ли?

— Именно. Тебе просто повезло, что ты баба. Только поэтому у тебя все еще есть зубы во рту и возможность стоять на ногах. Была бы ты мужиком, сейчас на карачках кровью харкала бы за то, что посмела влезть в мою жизнь. 

Арина заметно бледнеет и вцепляется в пояс халата, но быстро, разумеется, не сдается. Она же причисляет себя к рядам элиты, ей нужно держать лицо. 

— Разговаривать так со мной не надо, Смолин. Я тебе не шалава с Новогиреево, чтобы подобное дерьмо выслушивать.

Я начинаю смеяться. Над тем, какой недалекой оказалась женщина, которую я трахал, и над тем, что она, очевидно, думает, что имеет цивилизованный рычаг воздействия на меня. Если еще сутки назад он был — это мое уважение к ней, но сейчас нет ни единого.

— Разговаривать с тобой? Ты думаешь, я к тебе поугрожать приехал? Знаешь, что я с тобой сделаю за то, что ты Янку до слез довела и мне геморрой доставила? Тебя сейчас из квартиры вытащат в этом блядском халате, запихнут в машину и увезут за город. Там компания зэков окончание отсидки отмечает. Ни одной бабы там нет, будешь единственная. Они ребята горячие, небрезгливые, шлюх любят. Ебать тебя будут часами и в рот, и в жопу. Фоток по моей просьбе наделают, а после отправят их по всем твоим знакомым. Когда ты оттуда на карачках вылезешь, на тебя даже со всем Володинским баблом ни один ошалелый кобель не залезет. Месяцами будешь дырки свои штопать и триппер лечить. Нравится перспектива?

Арине перспектива не нравится, поэтому от высокомерной заносчивой суки не осталось ни следа. Как я и говорил, носом об асфальт очень больно падать.

— Андрей, ты чего разошелся-то? — она стискивает полы халата, глаза перепуганные, бегают. — Из-за чего, главное? Из-за эсэмэски дурацкой? Ну хочешь, я напишу твоей дурочке, что это шутка была… Съезжу, извинюсь перед ней с конфетами и шампанским.

— Ты к Яне на пушечный выстрел не приблизишься. Извинения твои ни ей, ни мне не нужны, а конфеты себе в задницу засунь. 

— Ты чего, а, Андрей? Что вообще с тобой случилось? Что за наезды такие в стиле девяностых? 

— А я и вырос в девяностые, и все мои понятия оттуда. Ты, вижу, тоже не знала, с кем два года трахалась. 

— Тебе с рук это не сойдет! — взвизгивает Арина, вжимаясь в обшивку дивана. — Если хоть волос с моей головы упадет…

— То что? Кому ты, на хер, нужна? Костик погрустит день и новую хозяйку себе найдет, Володину на том свете на тебя огромный болт положить, детей у тебя нет, а ебарям только твоя дырка интересна. Родители у тебя простые работяги из Задрипинска, сама рассказывала. В отличие от тебя, в Москве все знают, что со мной связываться не стоит. Придется отвечать.

— Да за что отвечать-то? — истерично выкрикивает Арина, соскакивая с кушетки. Вот теперь она дошла до кондиции: белая как мел, губы трясутся. — Это нормально разве, чтобы за одно сообщение с людьми так поступали?

— Не за сообщение, а за то, что из-за тебя я слово нарушил. Я ей обещал, что плакать не будет, а она из-за тебя, твари, сутки ревела.

Отвернувшись, я прикладываю телефон к уху и говорю Антипову с Шуваловым подниматься. Знакомые солнцевские ребята. Их услугами пользуюсь нечасто, но иногда приходится. Вести дела в России, чтобы совсем не пачкаться, никак не получается.

Арина, рухнув на пол, начинает реветь, а я иду встречать гостей. Коротко повторяю парням инструкции и, отдав оговоренную сумму денег, выхожу за дверь.

— Куда едем, Андрей Вячеславович? — Петр смотрит на меня вполоборота.

— Стоим пока. 

Через пятнадцать минут парни выходят и, загрузившись в черный Паджеро, выезжают из двора. Хороводить Арину сегодня никто не собирался, но дать понять, что я ни хера не шучу, было необходимо.

— В офис, — кивком головы показываю Петру трогать и набираю домашний Арины. Трубку она берет с шестого или восьмого гудка, голос осипший и тихий.

— Это было тебе единственное предупреждение. Сунешься ко мне или к Яне еще раз, все будет в точности как я сказал. Услышала меня?

— Услышала.

— В мой клуб и в «Метелицу» тебе вход с этого дня заказан. В «Жаровню» к Малышеву тоже лучше не ходить, чтобы на глаза мне не попадаться. Фотографии удалила?

— Удалила… они сами удалили. 

— Вот и хорошо. И на будущее: думай башкой, прежде чем делать кому-нибудь гадость. Деньгами покойного мужа все дыры не заткнешь — всегда найдутся поумнее тебя и побогаче.