Дочь моего врага 2

— Я не принимала такого решения, — спокойно ответила я. Провоцировать себя не позволю. — О моей смерти объявил отец, и я ничего не знала об этом. Я ушла из клана и больше не интересовалась жизнью семьи, — произнесла так, чтобы всем стало понятно: о своем решении я не жалею.

— Как интересно, — хмыкнул Высший, рассматривая меня с плохо скрываемым презрением. Так смотрят на червяка, который посмел залезть на барский стол и осквернить его своим присутствием. — Вы решили сбежать от своей семьи? Почему?

— Я получила известие о смерти мужа, — откровенно ответила я. В моих действиях нет состава преступления и нарушения традиций, как бы Высший не пытался развернуть дело. — Наши кланы враждуют, и я не надеялась на поддержку ни с одной, ни с другой стороны. К тому же, вскоре я узнала о том, что беременна. Родители не приняли бы ребенка Манкуловых, а родственники мужа не приняли бы меня. Мне ничего не оставалось, кроме как уйти и зажить отдельной жизнью.

— Где вы жили? — чуть смягчился Высший.

— В городской квартире. Мне помогал друг, но сейчас он…ушел, — с искренним сожалением произнесла я.

— Вы знали о том, что ваш муж обманул вас? — жестко поставил вопрос глава правящего клана.

— Нет, — покачала головой я. — Я была уверена, что больше никогда не увижу его. Роман сделал это ради моего спокойствия и безопасности, — закончила, не сдержав скептицизма и обиды в голосе. Высший даже ухмыльнулся на это мое замечание. Радуется, гад, что у нас с Романом не все гладко.

— Расскажите о Борисе. Как он похитил вас?

Хоть я и рассказывала Высшим в подробностях о том, что тогда произошло, сейчас пришлось все повторить. Я прокручивала в голове подробности тех страшных дней, вылавливала из памяти слова Бориса, которые слышала в полубреду. По всему выходило, что мое похищение было именно местью Роману. Против меня лично он ничего не имел.

— Вы понимаете, что пострадали из-за глупости и жестокости своего мужа? — вдруг заявил Высший, сверля меня внимательным взглядом. Я лишь устало улыбнулась.

— Я пострадала от жестокости слабого и обиженного самца, которого даже оборотнем стыдно назвать. Если бы он действительно был оскорблен, то вызвал бы Романа на поединок и свою злость выплеснул на него. Но Борис много лет с наслаждением варился в своей ненависти. Он старательно подпитывал ее, это стало смыслом его жизни. Нападая на меня, он не мстил Роману, а ублажал свое эго.

— Что ж, мне жаль, что вы не осознаете, с кем связались, милая Юлия, — вздохнул Высший. Он задал мне еще несколько вопросов, после чего разрешил присесть. Маленький Рома уже проснулся и начал кряхтеть, требуя свою порцию молока.

— Михаил Капулов, — огласил зал голос Высшего. От имени отца я вздрогнула. Не говоря ни слова, он поднялся и неспешно прошел к месту допроса. Проходя мимо меня, даже не скосил глаза, чтобы посмотреть на свою дочь. Неужели я совсем его не волную? — Вы обвиняетесь в подлоге, — сразу перешел к делу Высший. — Признаете свою вину?

— Да, — устало вздохнул отец, не выказав ни капли раскаяния. — Я объявил свою дочь мертвой, хотя знал, что скорее всего она жива.

— Скорее всего? Вы не были уверены? — удивился Высший.

— Она убежала, — пожал плечами папа. И пусть он пытался выглядеть спокойным, я чувствовала, какую боль доставляет ему факт моего побега. — Я не имел возможности, да и желания связаться с ней и узнать, жива ли она вообще. Дочь ясно дала понять, что хочет покинуть стаю и жить своей жизнью.

— Вы знали о том, что она вышла замуж за вашего давнего врага? — уверена, Высший намеренно давил на больное.

— Да, она сообщила об этом в записке, — сквозь зубы процедил отец. — Я принял решение объявить свою дочь мертвой, дабы никто больше не искал ее.

— Что? Как это? — Высший не ожидал такого ответа.

— Я понимал, что после смерти своего мужа дочь станет помехой для многих Манкуловых. Тем более, она носила альфу. Те, кто хотел взять бразды правления, могли убить ее. Чем прятать Юлю и ребенка, вечно спасаться и быть начеку, намного проще было объявить ее мертвой. Это позволило ей спокойно доносить ребенка.

— Чушь! Манкуловы никогда бы не стали убивать жену и ребенка покойного альфы! — возмущенно воскликнул Бен, сидящий в ряду позади меня. В его словах звучало столько возмущения, что сомнений не оставалось: он искренен в своем негодовании.

— Ради денег и власти вы бы не постеснялись убить дочь своего врага! — удивительно, но отец отозвался на эту реплику. Он одарил Бена презрительным взглядом, от которого бета начал становиться пунцовым. — Манкуловым веры нет! — от этих слов я и сама начала покрываться мурашками. Я ведь теперь тоже Манкулова, и эти слова, без сомнения, предназначались и мне тоже.